Я кивнул — мол, да-да, очень мило, но мне нужно дальше — и шагнул в сторону. Брошь выдавала в женщине экстатика — возможно, они все здесь экстатики. Что ж, тогда неудивительно, что они собрались здесь. Экстатики видели в одержимости знак приближения Судного дня, столь ярко и образно описанного в Откровении Иоанна. В отличие от других сект фракция довела идею одержимости до ее логического завершения. Армагеддон уже наступил, идет сражение между ангелами и демонами, и полем этой битвы стали человеческие тела. Для экстатика участники «ДемониКона» были не просто заблудшими душами, они являли собой участки вражеской территории, которую следовало всеми правдами и неправдами вернуть себе.
Интересно, кем я смотрюсь в их глазах? Для экстатика я точно был проклятой Иводзимой.
У меня ушла еще примерно минута на то, чтобы протиснуться сквозь толпу фундаменталистов мимо последнего щита ограждения на относительно свободную от человеческих тел площадку перед входом в отель. Толкнув вращающиеся двери, я шагнул внутрь и на мгновение замер на месте, пораженный тем, что здесь не было ни солнца, ни ветра, ни орущих мегафонов.
Вскоре глаза приспособились к полумраку. Атриум представлял собой огромных размеров стеклянную коробку. Обстановка давала понять, что за внешней сдержанностью скрывается роскошь, как у форда «краун-виктори» — сверкающие полы, жесткие диваны и длинная полированная стойка темного дерева.
МКПО уже наверняка начала заседание, потому что в фойе было на редкость пустынно. Нет, здесь и впрямь почти не было ни души — например, у стойки. Лишь человек семь-восемь расположились на диванах и стульях, расставленных в разных концах просторного зала.
Я пересек мраморный пол, и мне бросилась в глаза огромная мраморная колонна в дальнем конце холла. За лифтом располагалось несколько эскалаторов. Один вел вверх, два других — вниз, в залы для танцев цокольного этажа. Площадка перед эскалаторами была отгорожена бордовыми бархатными шнурами, какие обычно можно увидеть в кинотеатрах. Единственный способ пройти внутрь-через металлодетектор, рядом с которым на высоком табурете устроился охранник, черный громила в серой униформе.
Я перебросил сумку на другое плечо и нарочно отвернулся в другую сторону. Все в порядке. Мне ничего не стоит попасть к лифтам и к себе в номер, ради этого не нужно проходить через металлодетектор.
Возле стойки я быстро перебрал кредитки в бумажнике, пытаясь вспомнить, которую из них я использовал для того, чтобы зарезервировать номер. Кстати, интересно, хватит ли мне денег, чтобы за него расплатиться? Мать, бывало, жаловалась, что на нее каждый месяц обрушивается целая «лавина счетов». Вот и я, похоже, тоже начал представлять себе собственные долги — огромный корабль, который медленно, но верно идет ко дну, а я сам при этом заперт в трюме. В том, что корабль шел ко дну, сомневаться не приходилось, хотя в некоторых каютах еще и оставался воздух. Моя работа заключалась в том, чтобы выплыть к тем из них, где я мог набрать полную грудь, как Шелли Винтерс в «Приключениях Посейдона».
— Всего одна ночь? — уточнила дежурная за стойкой, смуглая женщина в синем костюме. Я кивнул. Интересно, что она обо мне подумала? Что я фанат, пытающийся не мытьем, так катаньем пробраться на конференцию? Эх, ну почему я без галстука? — Вы хотите расплатиться «Визой»?
«Какой именно?» — едва не ляпнул я. Карточка «Виза», выданная кредитным союзом, давно испустила дух, а авиаперелет высосал последний кислород из карты, выданной торговой сетью «Лендс-Энд». Черт, хочется надеяться, что на карте, выданной «Сити-банком», завалялись какие-то гроши.
— Нет, лучше «Дискавер-Кард», — ответил я. На ней у меня оставалось около восьмисот долларов.
Я проследил за тем, чтобы улыбка оставалась на надлежащем месте до тех пор, пока сделка не будет завершена.
И вот я уже десять минут нахожусь в своем номере. Черт, чем бы себя занять? Распаковывать вещи не хотелось, поэтому я нанес визит в ванную комнату (сверкающую патологической чистотой), заглянул в стенные шкафы (как ни странно, довольно тесные), после чего провел инспекцию стандартного набора гостиничного оборудования — телевизора, телефона, мини-бара. Каждый предмет был снабжен своей собственной карточкой. Какой-нибудь охламон с таким же дипломом, что и я, возможно, потратил на их разработку не одну неделю. А может даже, еще печальнее — охламону с его бесполезным дипломом дали под зад коленкой, а вместо него поручили дело какому-нибудь головастому школьнику, который умеет пользоваться софтом.
Я отдернул шторы и сел на огромных размеров кровать. В данный момент от земли меня отделяли тридцать этажей. Вид из окна загораживала вторая башня отеля, зато с обеих ее сторон выглядывало озеро Мичиган — широкое пространство стального цвета, кое-где украшенное белыми барашками. Оно простиралось до самого горизонта. Вот это размеры! Даже тесное знакомство с географическими картами было бессильно разрушить мою детскую убежденность в том, что это не озеро, пусть даже «Великое», а третий океан.
Эта мысль беспрестанно вертелась в голове, стуча, словно палка по ребрам радиатора отопления.
Я встал и задернул шторы, после чего сел на стул. Затем снова поднялся, заглянул в выдвижные ящики прикроватной тумбочки. Пусто, нет даже Гидеоновой Библии. Впрочем, ее не было и в последнем отеле, в котором я останавливался. Похоже, ребята из общества распространения Слова Божьего не переработались.
Я открыл сумку и просмотрел распечатки с веб-сайта МКПО.
Имя доктора Рама значилось в списках двух мероприятий. Первое, которое начнется буквально через час, гордо именовалось «постер-сессией» (интересно, что бы это значило?) с несколькими из его бывших студентов. Но событием дня был его доклад, запланированный на три часа в зале «Конкорд» — одном из подземных конференц-залов.
Ага. Надо подстеречь его перед постер-сессией или после доклада, или где-то в перерыве между ними.
Я вытащил две рубашки, которые захватил с собой — одну голубую, другую белую, обе мятые, как из задницы вытащенные. Я пока не знал, какую надену, и потому решил на всякий случай погладить обе. К моему раздражению, имевшийся в номере утюг оказался неподъемным и с кучей ненужных функций. Неудобный по сравнению с тем, которым я привык пользоваться.
Я пока не знал, когда мне лучше всего подойти к доктору Раму и что вообще я скажу ему. Эта часть моего плана была еще довольно туманной, хотя я и написал доктору добрую дюжину писем с тех пор, как впервые узнал о его исследованиях. Я описал ему мою ситуацию, намекнув, что моя болезнь и сфера его профессиональных интересов удивительным образом пересекаются. Некоторые из этих писем блистали красноречием и логикой. Другие были написаны человеком, упрятанным в кокон белого шума нембутала. Ни одно из них я так и не отправил. Объясню почему. Демоны не пишут писем неврологам, значит, никакой я не одержимый. Или, возможно, когда-то был, но это не делало меня чем-то отличным от других жертв. В литературе нет такого понятия, как полуодержимый. Полудемоны не в почете. Так что я либо жертва одержимости, причем жертва уникальной за всю известную историю этого заболевания, либо просто сумасшедший. Честно говоря, лично я склонялся к последнему, ибо все говорило в его пользу.
