Рыбак старательно кивал, будто его кивки помогали инспектору выталкивать изо рта сложные звуки чужого языка.
— И еще. Если тебе когда-нибудь предложат доставить в Кето сомские синие бобы, то ответь, что ты не сумасшедший, потому что каждую лодку, каждый катер досматривает сам Лек-Фом, старший инспектор Его Величества Ежи Баклавский. Запомнил?
— Да, да, господин начальник!
— В этот раз предъявишь треть, а дальше видно будет. Тебе надо жить, но и государству тоже. Попробуешь обмануть меня — останешься и без товара, и без лодки. И еще. Сегодня от меня к тебе пришла чок-дэ. Если однажды мне понадобится твоя помощь, не отказывай, иначе чок-дэ отвернется от тебя навсегда. Иди. Не прощаюсь.
Рыбак, радостно поклонившись, засеменил назад к трапу, а Баклавский направился к самой дальней джонке, где досмотром руководил Чанг.
— Эта последняя?
Помощник кивнул.
— И где же бобы?
Чанг развел руками:
— Видимо, не здесь, шеф. Надо ловить на Стаббовых пристанях.
Баклавский насупился:
— «Царица Клео» дрейфует к югу от Кето. Каждый раз, как эта посудина оказывается в наших водах, рынок наполняется бобами под завязку. А сейчас, в канун Бойни, спрос возрастает десятикратно. Просто не верю, что никто из сиамцев не позарился, — слишком серьезный нгерн.
— Утопить бы ее к чертям собачьим… — грустно сказал помощник.
Баклавский улыбнулся:
— Дня через три «Клео» чин по чину войдет в порт, начнет торговлю. Все в твоих руках.
— Возвращаемся в контору, шеф?
— Да, сейчас… — Баклавский еще раз обвел взглядом бухту.
Бесконечные причалы сиамцев перетекали в кривые переулочки и подворотни. Не поймать контрабанду здесь, на границе воды и суши, значит, потерять всякий шанс.
— А по пути они не могли где-нибудь швартануться по-быстрому, а?
— А где бы? — удивился Чанг. — Все сразу к причалам, как обычно. Ра Манг только китенка на разделку закинул и тоже сюда. Все доложились, товар предъявили. Парфюмерия, пластинки, белье, опиум, чай. Все как всегда.
— А Ра Манг, кстати, что привез?
— Сегодня пустой. Говорит, пока загарпунили, пока убили, пока на поплавки вытащили, ночь и прошла. Даже без рыбы почти. Злой ушел, сердитый. Минут пять как.
Баклавский, прищурившись, посмотрел на запад, где в утренних лучах солнца растекался жирный черный дым из труб киторазделок. По воде как раз с той стороны долетел ржавый скрежещущий звук.
— Стапель заработал, — уверенно сказал Чанг.
— Быстро. — Баклавский сглотнул загустевшую слюну. — Возьми восьмерых — перекрой дорогу к разделкам и двигайся по ней. Все встречные экипажи тормозить и проверять. Жестко. Мая с катером — сюда, и пусть тоже возьмет людей. Понадежней.
Чанг кивнул и исчез.
Через минуту паровой шлюп Досмотровой службы с хищной горгульей счетверенного пулемета на носу взрыл воду винтами и по прямой устремился к киторазделке.
Стапели для подъема китов сиамцы ставят на глубину, чтобы рыбацкий баркас мог войти в ангар, оставить буксируемую тушу над опущенными в воду захватами и, двигаясь вперед, снова оказаться на открытой воде. К берегу от киторазделки ведут не хлипкие мостки, а серьезная конструкция, способная выдержать вес. По мосту идут рельсы, соединяющие каждый ангар с Китовым рынком. Там огромные пласты мяса рубятся на части, удобные к перевозке, — и оптовики сбывают китятину ресторанам и консервным фабрикам, амбру — парфюмерам, ус — портным, железы — фармацевтам… Киторазделки Пуэбло-Сиама отличались от дряхлеющих китобоен Стаббовых пристаней сильнее, чем современный локомотив от прогулочной коляски.
При появлении досмотровиков полтора десятка рабочих бросились прочь, что, впрочем, для здешних мест считалось естественным поведением. Спотыкаясь на шпалах, юркие сиамцы проскакивали по широкому короткому мосту, прямо мимо носа швартующегося катера. Только рябой подслеповатый мясник в кожаном фартуке спокойно вышел навстречу.
— Доброго дня, господин начальник! А мои внуки уж подумали, что начался бирманский десант!
— Следи за берегом, — негромко напомнил Маю Баклавский и первым выбрался на причал.
— Веди, — сказал мяснику, — хотим на улов взглянуть.
Тот удивленно-безразлично пожал плечами и открыл узкую дверь в кованых грузовых воротах.
Метров восьми от головы до хвоста, китенок-горбач смотрелся на огромном стапеле как кофейная чашка в глубокой тарелке. Механизм был рассчитан на взрослых гигантов, пальцы подъемника поднимались с шестиметровой глубины. От стапеля по потолку разбегались в разные стороны тельферы, вдоль подъемника шли два дополнительных рельса, по которым можно было подвести кран-балку. В углу тяжело гудел высоченный промышленный котел, питавший пневматику всей киторазделки. Столько подъемной техники Баклавский видел только на броненосных верфях за маяком Фло.
Пятеро досмотровиков вмиг проверили подсобки, коридоры, складские помещения. Пусто. Баклавский огляделся внимательно и оценивающе. Он всегда прислушивался к своей интуиции, а сейчас колокольчик тревоги звенел как на пожаре. Хозяин старался выглядеть невозмутимым, но получалось это лишь отчасти.
Баклавский вспрыгнул на помост — пальцы стапеля в верхней позиции превращались в разделочный стол — и обошел по кругу темно-сизую блестящую тушу. Под помост уже были заведены сливные ванны для крови и жира. Острозубая шестеренка паровой пилы свисала с тельфера.
Снова и снова Баклавский обошел тело китенка, пока не увидел то, что хотел. Брюхо животного уже было разрезано — и сшито темным шпагатом. Края двухметрового шва покрывал толстый слой жира, почти идеально маскируя разрез. Почти.
Баклавский просунул руку в локтевые ремни, сжал пальцы на рукояти пилы. Мясник дернулся, но патрульные недвусмысленно направили ему в грудь стволы карабинов.
— Что, уважаемый, кита по старинке прямо в океане потрошили? — Баклавский разобрался, как запускается механизм, и блестящий диск начал быстро набирать обороты.
Сиамец сделал два шага назад, к стене, и патрульные не уследили за его движением. Рука мясника дотянулась до лакированной коробочки пульта рядом с воротами, и оглушительный ревун разнес на всю гавань и половину Пуэбло-Сиама весть о том, что на киторазделке не все в порядке. Патрульные оттащили мясника в сторону и, свалив на пол, защелкнули ему за спиной наручники. Сирена выла еще добрых полминуты, пока не разобрались, как ее отключить.
Баклавский осторожно развернул бешено вращающийся диск вдоль шва и опустил пилу вниз. Стяжки на китовом брюхе лопались со звуком басовых струн. Тяжелая плоть расползалась под собственным весом, обнажая жесткий, пропитанный кровью брезент.
