- Если Кладбище люди забывают, тогда на охрану этого Кладбища встаёт Ночной Воин. Как только удаётся Нечисти изгнать или победить Ночного Воина с Кладбища, так оно сразу же зарастает Травой Забвения. И там, где вырастает эта трава, воцаряется Царство Тьмы. А Тьма - это даже не мрак, не хаос. Это - Ничто. Беспамятство, вот что такое - Тьма. Понял теперь, для чего Кладбище охранять нужно?
- Понял, - кивнул я. - Это как рубеж, между Светом и Тьмой.
- Между Памятью, и Беспамятством, - согласился со мной Фомич. - А где Русский Воин встал - там и рубеж. Там Нечисти ходу нет. Воин при жизни Отчизну защищал, Родине служил, а после смерти - Память охраняет.
- А что же с Кладбищем без тебя будет, когда ты отслужишь? Зарастёт оно Травой Забвения?
- Другой придёт охранять, - уверенно ответил Фомич. - Может, как и я, любимую у Смерти воевать, может, милую сердцу могилку охранять.
- Это что же, каждое Кладбище силой оберегается?
- Не силой, Дима, - Любовью. Пока над кладбищем Любовь оберегом, оно и ухожено, и в людях Память жива. А без Любви - что? Забвение. И гибнет, зарастает кладбище. А людям и невдомек, что это Память гибнет на их глазах. Нет Любви, нет и Памяти. Все мы живем столько, сколько нас на этой Земле помнят.
Он помолчал и добавил:
- Я раньше об этом не думал, а теперь многое по-другому понимаю. Может, мы и живем так нескладно потому, что могилы легко забываем. Родителей, ещё деда с бабкой с трудом помним. А кто прадеда своего помнит? Ладно, пойду. Пора...
- Может, я чем помогу? - нерешительно вызвался я.
- Да чем же ты, мил человек, помочь можешь? Сиди вот, избушку карауль. Сам теперь видишь, что Сторожка эта на простая, она как крепость на порубежье.
Я посмотрел на часы: близилась полночь.
Разгорелось зеленым глазком Радио:
- Пшшшш, пшшшш... фьюуууиии... фьюуууиии...
Посвистев и пошипев тихонечко, оно заговорило:
- Новости. Экстренные. Перед полуночью.
Возле Кладбища собираются большие отряды Лесной Нечисти. На самом Кладбище полно Чёрной Нежити и всякой Нечисти кладбищенской. Открываются могилы, выходят неприкаянные покойники. Прибывает Нечисть из дальних окраин. Пришли отборные отряды из Чёрного Леса и с Мёртвой Горы...
Отступись, Фомич, не ходи. Не пересилить тебе такую силищу. Беда будет. И сам пропадёшь, и нас погубишь...
- Где же это видано, чтобы Русский Воин от всякой нечисти, с которой всю жизнь воевал, да еще тридцать три года после, за стенами прятался?! возмутился Фомич. - Ну, нет. Мне одна ночь осталась. Если не выстою, то и спиной не повернусь. Русский Воин труса не празднует. Так и запомни, и другим передай. Пускай все слышат.
Радио вздохнуло и грустно сказало:
- Пора! Время - полночь! Блям-блям!
И тут же выскочила Кукушка и затрещала, как из пулемета:
- Ку-ку-ку-ку... - и так - двенадцать раз.
И как точку поставила:
- Блям-блям... Если бы меня отодрали от жёрдочки, я слетала бы, и посмотрела, что там и как...
- Некогда летать и смотреть. На врага не смотреть надобно, его воевать нужно.
Надев шлем, Фомич решительно вышел за двери.
Стоило ему только приоткрыть двери, как раздался ужасающий рёв и крики встречавшей его Нечисти. И тут же из-за захлопнувшейся за его спиной двери раздался яростный звон клинков, который стал медленно удаляться.
Глава одиннадцатая
Трёхпалый
- Дааа, такого еще никогда не бывало, - произнесла Кукушка.
- А почему Домашние в Дом не выходят? - спросил я. - Ваше время, Время Полночь, гулять пора.
- Здесь все давно, - ответила Кукушка.
Я оглянулся. Действительно, все Домашние были в комнате. Только они настолько тихо появились, что я даже не услышал. Все стояли по углам, прижавшись один к другому, внимательно прислушиваясь к происходящему за дверями, стараясь уловить малейшие звуки.
Когда звон мечей стал удаляться от стен Сторожки, они немного повеселели:
- Наш Фомич им покажет!
- Наш Фомич - о-го-го-го!
- Куда им Фомича осилить!
- У них против Фомича кишка тонка!
Но веселье длилось недолго, его сменило напряжённое ожидание. Все что-то делали, чем-то занимались, но непривычно тихо. Так тихо, что порой я даже забывал о присутствующих, оглядывался, видел, что все на местах, никто не уходит. Даже Кондрат с Домовым не лезли в погреб доигрывать матч века.
Я волновался, и возможно больше, чем Домашние. Они жили в странном мире, сроднились с ним, а я не мог поверить в его реальность. Чтобы отвлечься, решил собрать на завтра рюкзак, собираясь пораньше уйти подальше отсюда. Я освободил место на столе и раскладывал нехитрые пожитки.
Это вызвало оживление среди Домашних. Особенно живой интерес проявили Кондрат с Балагулой. Они уселись около стола, и, положив на него подбородки, комментировали появление каждого извлекаемого предмета.
- Смотри, какая маленькая дубинка, со стёклышком... ой, светится...
- Ай-ай-ай! - запрыгал на одной ноге Балагула. - Зуб сломал!
И он отбросил в сторону укушенную консервную банку.
- А написано - "Завтрак туриста"! - возмущался он. - Так бы сразу и сказал, что вы, туристы, ненормальные, железные банки на завтрак едите!
- Смотри, смотри, какое одеяло! С молнией, с капюшоном!
- Это спальный мешок, - пояснил я. - В нём спят.
- Будет врать-то! - обиделся Кондрат. - Кому ты сказки рассказываешь? Я что, мешков не видал, что ли? У нас в погребе их знаешь сколько? Мы с Балагулой спим на мешках, но спать в них какой дурак полезет?
Я приподнял спальник на вытянутой руке, расстегнул молнию и показал, как в него залезают. Балагула тут же, отпихнув в сторону Домового, полез пробовать. Встал в спальник и сообщил:
- Залез. А дальше что?
- А дальше - тяни вверх молнию, до самого подбородка...
Не успел я досказать, как Балагула уже старательно потянул молнию, выпятив от усердия живот и наклонив голову.
- Да чего ты возишься? - подскочил Кондрат.
И не успел я его остановить, как он дёрнул молнию до самого подбородка Балагуле. Тот взвыл, запрыгал, пытаясь вернуть молнию на место, но Кондрат заорал:
- Надо вверх-вниз!
И принялся дёргать молнию. Уж как вопил Балагула!
- Ты же мне мой любимый пупок чуть не оторвал! - орал он на Кондрата, с трудом выбравшись из спальника.
- Но открыл же... - оправдывался приятель.
Мешок и правда сполз к ногам Балагулы.
- Я же говорил: вверх-вниз надо, - проворчал Кондрат.
- Самого тебя вверх-вниз надо! - огрызнулся Балагула, почёсывая пупок.
- Я же говорю, что эти туристы - ненормальные, - ругался Домовой. Завтракают железом, спят в мешках...
Балагула после этого инцидента как-то потерял интерес к вещам, извлекаемым из рюкзака. Он отошёл к печке, прижался к ней животом и грел свой пупок, ворча на всех.
