Было почти три часа ночи, когда автобус пришел на автовокзал, еще час понадобился, чтобы вызвать такси и добраться до родного села. Майя напряженно молчала, все крепче и крепче сжимая руку друга по мере приближения к дому. Коля с энтузиазмом выглядывал в окно, волнуясь перед предстоящей встречей с семьей девушки. Машина пересекла почти всю деревню и плавно остановилась у большого двух этажного здания, обнесенного невысоким дощатым забором. Распластанный по территории дом светился изнутри, словно тлеющий уголек. Уверенно расправив плечи, Коля вышел из машины.
Во дворе звонко залаяла собака, но никто не вышел их встретить. Они тихо прошли через просторный двор, заросший высокой травой, и поднялись по ступенькам. Майя осторожно открыла дверь и замерла – в прихожей стоял младший брат со свечкой в руках. Коля еле слышно вскрикнул – бледный босой подросток, освещаемый тусклым светом, вызывал оторопь. Гавриил приветливо улыбнулся и обнял сестру, здороваясь с испуганным юношей:
– Здравствуй, Коля. – Голос мальчика только начал ломаться и пока еще звучал звонко, но уже с небольшой хрипотцой.
Гавриил провел их через весь домой, сохраняя молчание. Коля вертел головой во все стороны, изумленно обнаружив, что в каждой комнате есть икона, освещаемая неярким светом восковых свечей. Теперь стало понятно, отчего дом кажется тлеющим изнутри. Дойдя до лестницы, мальчик остановился и, развернувшись, пристально всмотрелся в глаза гостю. Майя напряглась, ожидая какой-нибудь выходки брата, и не ошиблась.
Он слегка улыбнулся и произнес:
– Майя, он тебя любит…
Девушка положила руку брату на плечо, заставляя замолчать, и кинула виноватый взгляд в сторону друга. Ну, как тому объяснить, что мальчик не только впервые видит, и никогда раньше не знал о его существовании, но уже знает о его чувствах. Ее семья словно обладала коллективным сознанием, с легкостью вынимая из человеческой души любые тайны и секреты.
Гавриил провел Колю в отведенную ему комнату, а Майя направилась в покои умирающей бабушки. В комнате ярко горел свет, а у кровати сидела Анна. Увидев дочку, она поспешно встала и обняла ее. Глаза женщины были встревоженными, но не грустными. Наоборот, лицо светилось умиротворение и спокойствием. Положив обе руки на плечи девушки, она подвела ее к кровати. На белоснежной подушке, практически не отличаясь от нее цветом, с трудом угадывалось бледное лицо прабабушки Майи. Девушка невольно отступила назад, она приготовилась увидеть бабку Елизавету, а вот к смерти своей единственной сообщницы в этой семье она никак не была готова. Как бы это жестоко не звучало, но из двух родственниц, больше хотелось бы видеть живой именно прабабку. Стало совершенно понятно, почему переживала Анна, вовсе не из-за такого «радостного» события, как смерть, а из-за привязанности дочки к умирающей. Она знала, что для нее это будет трагедией.
Седая женщина открыла глаза и, найдя Майю, слабо улыбнулась. Тяжело выдохнув, она прошептала:
– Майя, девочка моя, как я рада тебя видеть, – повернувшись в сторону Анны, попросила, – Анна выйди, пожалуйста.
Как только дверь закрылась, она снова посмотрела на правнучку:
– Приятно, что ты не радуешься моей смерти.
Майя сжала сморщенную руку и отвернулась, пряча мокрые глаза.
– Я не готова смириться с тем, что смерть – это счастье. Наверное, я эгоистка и просто не представляю, каким будет мир, где нет вас.
– Таким же самым. Знаешь, ты очень на меня похожа. Даже двуцветные волосы совсем как у меня в молодости…
Майя прижала бледную ладонь к своей щеке.
– Мне так будет вас не хватать.
Женщина прокашлялась и снова заговорила:
– Я, наверное, теперь как никогда похожа на эту сумасшедшую семейку, потому что рада умереть. Да, Майя, мне надоело жить. Это длилось ужасно долго. Ты знаешь, сколько мне лет?
Девушка задумалась: девять лет назад умер родной брат прабабки, ему было сто тринадцать лет, а она старше… но вот насколько?
Видя растерянность правнучки, женщина слабо улыбнулась:
– Через двадцать дней мне бы исполнилось сто тридцать два года. Многовато для одного человека.
Слезы, прочертив тонкие дорожки по щекам девушки, упали на старческую ладонь. Женщина успокаивающе погладила ее по голове:
– Посмотри, пожалуйста, в моей тумбочке есть деревянная шкатулка, там серебряный медальон.
Майя быстро нашла обшитый бархатом деревянный ящичек и открыла. В темно-синем углублении поблескивал один единственный предмет – маленькая блестящая подвеска в виде котенка, с глазами из желтого топаза. Девушка очарованно ахнула. Никогда раньше она не видела это украшение. Женщина внимательно наблюдала за реакцией девушки и тихо сказала:
– Кому еще, если не «Кисе» носить этот кулон.
Впервые Майя не вздрогнула, услышав ненавистное прозвище.
– Это мне?
– Да, считай, что это семейная реликвия.
Девушка осторожно погладила пальцем холодный бок серебряной кошечки.
– Почему я раньше не видела его?
– Ты же знаешь, твоя мама не одобряет талисманов. Для нее это подобно поклонению золотому тельцу. Тебя, я думаю, это не остановит. Он твой.
Майя сразу же надела тонкую цепочку на шею и спрятала медальон под кофту.
– Спасибо, он мне очень дорог.
Женщина глубоко вздохнула, решаясь сказать то, ради чего она хотела увидеть правнучку.
– Этого котенка мне подарил Серафим, наш знаменитый предок…
Майя округлила глаза и перебила:
– Но он же умер!
– Я встречалась с ним в 1956 году. Да, точно, я как раз второй раз вышла замуж. Так вот, он рассказал мне много интересного о нашей родословной, правда я поклялась никому не рассказывать, – она глубоко задумалась, – но, черт возьми, жалко, если никто не узнает.
Девушка изумленно смотрела в одну точку, не понимая, о чем говорит умирающая родственница. Когда она повернулась, в глазах было недоверие и жалость. Видя такую реакцию, женщина нахмурилась и замолчала, решив унести с собой в могилу все, что знала о далеком предке. Когда она снова заговорила, голос казался тусклым и безжизненным:
– Прощай, Майя, обещай, что назло семье будешь плакать дня три. – Она отвернулась к стене, показывая, что разговор окончен.
Слезы брызнули из глаз девушки, и громко разрыдавшись, она выбежала из комнаты.
Женщина умерла на рассвете, почти все члены семьи почувствовали, когда ее глаза навсегда закрылись. Первым к покойнице подошел Гавриил и, поцеловав в холодный лоб, умиротворенно улыбнулся. Вскоре дом наполнился шумом и возней, связанной с подготовкой к похоронам. Днем приехал Венедикт, он выглядел немного бледнее, чем обычно, но красивые глаза все так же светились добротой и спокойствием. Протянув руку Коле, он сказал: