Близился последний день. Комитет связался с вражеским полушарием и договорился, что в эти заключительные дни будут сняты барьеры воздействия воли, мешавшие Комитету агитировать (теперь уже приказывать), управлять анабиозом, подготовкой к отлету и так далее. Это решение было весьма на руку Юму, который тоже искал возможности сказать всему миру, что его Солнце победило.
И вот спешно, опережая друг друга, зазвучали приказы, призывы, предписания.
В своих громких, возвышенно-бодрых бюллетенях Комитет извещал, что через несколько часов первую партию начнут готовить к отлету. Постоянные сообщения о ходе этого сложного процесса позволят всему миру следить за первым отважным шагом. В первой партии должны были лететь несколько членов Комитета; с них и начнется анабиоз и прочие приготовления.
Мрачные и суровые, слетались земляне к огромному ракетодрому. В основном это были только зрители — немногие решились лететь первыми. Аерокресла собирались в воздухе небольшими группами, и обеспокоенные земляне вполголоса обменивались впечатлениями.
— Смотрите, эта длинная шеренга улетающих похожа на какую-то жалкую процессию, и мы, провожая их, тоже невесело выглядим.
— Что же тут удивительного? Поглядите на небо: в такую жуткую бездну от хорошей, как говорили когда-то, жизни не полетишь.
Некоторые машинально посмотрели на небо. Оно было темным, почти черным. Одинокие звезды, светившие собственным светом, мерцали вдалеке и печально щурили глаза. Солнце умерло, и только в гигантские телескопы иногда еще можно было увидеть, как сквозь плотную завесу густого тумана пробивается свет редких взрывов солнечных кратеров. А невооруженному глазу Солнце виделось теперь как чуть заметное, огромное, желтоватое пятно, тускло освещенное мириадами звезд Млечного Пути. Солнце покорно отражало их свет. С болью склоняли головы приговоренные земляне.
Где-то далеко, в тайных закоулках разума, все еще теплилась слабая надежда — найти другой выход, спастись как-то иначе — и невольно снова и снова возвращалась мысль — Новое Солнце! И почему сейчас, именно сейчас о нем нет никаких известий?
И словно в ответ на эти беззвучные вопросы прозвучала бодрая весть.
— Слушайте, слушайте! Несколько часов назад мы послали ракеты к Новому Солнцу. Они зажгут его и дадут вам яркий солнечный свет. Не покидайте Землю! Через четыре часа загорится наше Солнце!
— Слышите? — робко спрашивали друг друга.
— Да! Нельзя лететь, пока не убедимся.
— Четыре часа можно подождать.
Так говорили вокруг. Члены Комитета хорошо понимали опасность этих разговоров — абсолютный подрыв дисциплины, проявление полного недоверия к Комитету. С этим необходимо бороться, прекратить решительно, сразу.
— Земляне, — твердили советники. — Не станем слушать троих безумцев, которые обманывают и смеются над вами в последние ваши часы на Земле. Если бы они действительно могли создать свое призрачное Солнце, то почему не сделали этого вовремя? Для чего нам ждать четыре бесполезных часа? Мы предлагаем решительно и настойчиво продолжать начатое дело. Вера в детские сказки позорна для нашей высокой культуры. Вычисления наших астрономов точны — пора в путь!
Советники с возмущением увещевали землян. Но решительное, единодушное: «Нет, подождем четыре часа» — было им ответом.
Комитет, несмотря на несогласие масс, решил продолжать дело. Часть приверженцев Комитета во главе с пятью советниками торжественно и степенно проследовали к стеклянным «гробам» и спокойно улеглись в них. Ученые засуетились вокруг.
Через некоторое время мимо взволнованной толпы пронесли первый «гроб», где, покрытое темной тканью, лежало в анабиозе замороженное тело первого советника. Земляне молча, мрачно расступились.
— Суждено ему когда-нибудь ожить? — тихо спросил кто-то.
Печально стояла молчаливая толпа, а мимо один за другим проносили ящики с замороженными и складывали их в ракеты.
Внезапно — громкий крик:
— Глядите! Метеор!
— Где?
— Да, да! Вот еще!
— Нет, это не метеор! Они держатся одном месте.
— Сколько их?! Смотрите!
К Председателю Комитета подошел Ван. Лицо его сияло неудержимой радостью.
— Нет, это не метеор. Вы знаете это, правда, уважаемый советник?
Тот резко обернулся было к Вану, но снова молча перевел взгляд на небо, где с каждой минутой увеличивалась в размерах новая гигантская звезда.
— Видите, земляне, — крикнул Ван, поворачиваясь к толпе, — видите — запылало Новое Солнце! Наши ракеты достигли цели и мощным ударом, разложив атомы Луны, пробудили его к жизни!
В темном небе близко и ярко пылало вожделенное Новое Солнце. Далеко отступил Млечный Путь, погасли звезды, испугавшись слепящего света. Земляне стояли, словно завороженные, не в силах сказать ни слова. Удивленно глядели они на знакомые лица, такие чужие в этом новом, неведомом свете. Большие глаза щурились и не могли толком разглядеть, что творится вокруг.
Затем кто-то тихо сказал:
— А вот, видите, старое Солнце.
— Теперь оно будет нам вместо Луны, а Луна станет Солнцем!
— Прекрасно!
И впрямь, старое Солнце, отражая блеск яркой Луны, само зажглось тусклым желтоватым светом. Оно стало для Земли новой Луной.
Остававшиеся у ракет могли нажать рычаги, и миллион землян покинул бы солнечную торжествующую Землю.
— Нет, это не должно случиться! Спасем их! — кричали вокруг — и рычаги остались недвижны.
В порыве радости никто и не заметил, что одна ракета все же снялась с земли и темной птицей взметнулась в воздух. Непривычные к яркому свету глаза с трудом узнали в ней ракету Комитета. Участники его с глубокой безнадежностью покидали Землю, уходя в неизведанные пространства, ибо свет Нового Солнца был для них хуже смерти — то было их полное поражение.
Татьяна (1899–1993) и Елизавета (1900–1971) Кардиналовские — дочери генерала артиллерии Михаила Григорьевича Кардиналовского (1868–1917), погибшего на фронте в дни Первой мировой войны.
Татьяна Кардиналовская — педагог, переводчица, мемуаристка. Училась в Киеве на инженерном факультете Политехнического института. Работала в украинской периодической печати, перевела на укр. язык свыше 30 книг. Была замужем за первым председателем Совета министров УНР В. А. Голубовичем (1885–1939), с 1924 г. — за писателем и литературным деятелем С. В. Пилипенко (1891–1934). Оба ее мужа были репрессированы; в 1920 г. и сама Т. М. Кардиналовская побывала в тюремном заключении, была освобождена после голодовки.