Мама рассказывала, как истосковался Бемс по мне, улетевшей "курьером" через космос в Антарктику. А когда наконец привезли его сюда, не передать словами его радости. Казалось, у Бемса сейчас разорвется сердце, он подвывал, лаял, прыгал выше моего роста, норовя лизнуть меня в щеку или в нос.
И здесь, в Городе Надежды, он стал равноправным его жителем.
Нет, пожалуй, не просто равноправным, а бесценным, даже незаменимым. Честное слово!
И вот мой Бемс заболел. Немного удалось ему поработать!
"Освобождение от работы", как заправскому трудящемуся, выдал сам доктор Танага...
Пес страдал, невыносимо страдал. Я видела это по его затуманенным глазам, по повороту головы при моем появлении. Он с трудом вставал. Задние ноги не подчинялись его отчаянным усилиям.
Сердце разрывалось, когда я смотрела на беднягу!
И он стонал, как человек... Честное слово!
Я часами не отходила от его постели (он всегда спал на своей собственной кроватке). А сейчас, когда по нужде он сползал с нее, то потом не мог взобраться обратно. Приходилось ему помогать. И он смущенно, извиняющимися глазами смотрел на меня.
Доктор Танага не мог определить его странной болезни. И только анализ крови обнаружил в ней следы сока гуамачи, этого страшного южноамериканского растения. Причина стала ясной - отравление.
Но как могли отравить Бемса, когда он ни при каких условиях не возьмет еды из чужих рук?
И тут подозрение овладело мной. Я попросила доктора осмотреть старую рану, которую задел Мигуэль Мурильо, погладив пса по голове. Бемс еще взвизгнул тогда от боли и отпрянул ко мне.
Доктор Танага после осмотра вернулся с озабоченным лицом.
- Извините, Аэри-тян. Должен обвинить всех нас, находившихся при допросе этого негодяя.
- Всех нас? - удивилась я.
- Дело в том, что никакой старой ранки на голове пса не обнаружено, но найден свежий порез. Мурильо нагло сделал его у всех у нас на глазах!
- Значит, гладя Бемса по голове, он поранил его отравленным лезвием? Чтобы сорвать выпуск продукции?
- Вы высказали мое предположение, Аэри-тян, извините.
- Как же спасти его, доктор? Умоляю!
- Человека спасти не смог бы. Но для собаки имею право не останавливаться даже перед неузаконенными средствами.
Я была согласна на все, лишь бы вылечить моего бедного Бемса.
И Танага использовал самые дерзкие методы, известные только у них, на Востоке...
Но улучшение не наступило.
Прибегал из школы Алеша. С глазами, полными слез, молча всхлипывая, долго простаивал он у кроватки Бемса. А тот, отрешенно глядя невидящим взором в пустоту, все же шевелил обрубком хвоста.
Доктор Танага применял все доступное и даже запретное.
И наконец сказал мне латинской поговоркой:
- "Сделал все, что мог. Больше сделает могущий".
Это звучало приговором.
Бемс страдал все больше и больше. Судороги сводили его такое крепкое, мускулистое тело. Во время припадков он быстро перебирал ногами, словно стремительно бежал куда-то И было страшно смотреть на этого "мчащегося", но недвижного пса.
Скоро полный паралич разбил его. Он еще приподнимал кое-как голову при моем (и только при моем!) приближении.
Древнеиндейская отрава делала свое дело. Малая ее доза приводила не к быстрой смерти, а вызывала симптомы, казалось бы, неведомой болезни. Пес умирал в страшных мучениях.
Доктор Танага взял меня под руку и увел в кабинет Николая Алексеевича. Я с горечью уставилась на письменный стол, около которого негодяй Мурильо смертельно ранил моего бедного Бемса. И опять "не пойман - не вор"! Будет все отрицать, и нет возможности призвать его к ответу!
- Аэри-тян, - очень серьезным тоном начал по-японски Танага, позвольте говорить на языке вашего детства. Знаю, какую боль вызовут мои слова, но верю в ваше мужество. У нас, врачей, существует врачебная этика, долг целителя. Мы не говорим умирающему о близкой смерти, не называем его страшной болезни и всячески отодвигаем неизбежный конец, каких бы страданий ему это ни стоило. Однажды в Японии молодой врач восстал против этой традиции, заявил, что, если больной обречен на мучительную смерть, наш долг человеколюбия не длить его мучения, а помочь ему спокойно уйти из жизни, не испытывая боли. Но этот наивный врач дорого поплатился за свою "дерзость" и "антигуманизм", даже принужден был уехать стажироваться в Европу, чтобы неудачное выступление забылось.
- Вы говорите страшные вещи, Танага-сан!
- Никому не признался бы теперь в этих опасных мыслях своей юности, Аэри-тян, никому, кроме вас! И потому вам следует решится...
- Бемс? - испуганно спросила я.
Танага кивнул.
- Если людей наша врачебная этика и заскорузлые традиции заставляют мучиться лишние дни, то в отношении собак такого запрета нет.
- Вы хотите усыпить его?
- Все произойдет без вас, Аэри-тян. Надо помочь бедному животному.
- Но знаете ли вы, Танага-сан, что мы не восстановим производство пищевых продуктов. Дозаторы мы не наладили, индикаторов запаха нет. Бемса необходимо вылечить!
- Увы, добрейшая из женщин! Мне все известно как одному из директоров. Достойный господин Шульц, - он перешел на официальный латинский язык, распорядился прекратить экспорт пищевых продуктов, срывая поставки и идя на неустройки, но сохраняя запасы пищи для населения Города. Однако вашего бесценного контролера на завод не вернуть.
- Как это ужасно, Танага-сан! Ведь Бемса действительно некем заменить. И мы не держали охраны! В этом большая наша ошибка. Подумать только! Все индикаторы запаха испорчены!
- Не ошибается тот, кто ничего не делает. И еще одной ошибкой было бы продолжить страдания пса. Он не заслужил такого жестокого отношения, извините.
- Жестокое отношение! Вы можете подозревать во мне жестокое отношение к любимому существу?
- Нет, Аэри-тян, извините. Не подозреваю этого, стремлюсь лишь подготовить вас, женщину, к мужественному решению.
- Усыпить Бемса?
- Он спокойно уснет как от снотворного. И не будет страдать.
При всей своей воображаемой "мужественности" я, как девчонка, разрыдалась на груди нашего милого доктора. Он гладил мои волосы и увещевал:
- Все будет сделано без вас. Простой укол. Ведь столько раз я делал это, стараясь спасти его.
- А теперь?
- Спасу его от страданий. Вам не следует быть со мной.
- Нет, - решительно мотнула я головой. - Останусь с ним до конца. Пусть женщина, но ведь вы сами требуете от меня мужественности.
- Это слишком тяжелое испытание, Аэри-тян.
- И все-таки буду с вами... с ним... до конца.
- Извините, - почтительно произнес Танага.
Дальнейшее помню как во сне.
Мы прошли к Бемсу. Я сидела подле него и гладила его по голове между ушей и думала: не здесь ли ранил его проклятый Мурильо!
