— А дальше?
— Дальше — будем сидеть и ждать.
— Хорошо. Команды и в самом деле поданы — на все исполнители. Малыш ухитрился как-то связаться с этим…
— С нею, Лекона. С нею.
— Ну конечно. И они договорились выбросить все за атмосферу, направление — бесконечность, все подряд. И со стартовых, и со складов. Вся автоматика пришла в движение. Со стороны, наверное, можно и впрямь подумать, что начинается Большой праздник.
— Пожалуй, многие удивятся, увидев, куда на самом деле уходят ракеты.
— Скорее это будет приятное изумление. Когда они увидят, что бомбоносцы той стороны не пикируют нам на головы, а тоже уходят неизвестно куда.
— Они сообразят. И быстро.
— Поймет вся Планета. Каждый, кто осмелится поднять голову. Поймут в момент, когда чужие бомбоносцы сойдут с орбит — но не для того, чтобы приблизиться.
— И наши чуткие охотники помчатся вслед за ними.
— Что будет, Лекона?
— Радость. Громадная радость у всех, от первого до последнего. За исключением, может быть, единиц.
— Ты имеешь в виду большое начальство?
— Кого же еще?
— За них не волнуйся. Они не пропадут. Как только они сообразят, куда повернулось дело, они так громко закричат о своей заслуге в решении задачи, которая столетиями считалась неразрешимой, что даже глухие, и те услышат. Нет, за них не беспокойся: они обеспечат себе железобетонную позицию на следующих выборах.
— Наверное, так и будет. Хотя на самом деле все сделал тот парень… и мы с тобой. С чего бы мы вдруг, ты не знаешь?
Штаб-корнету Хомуре этот вопрос тоже пришел в голову в тот же миг — и сейчас он уже совершенно искренне не мог на него ответить.
— Но совесть наша чиста, — сказал он. — А? Чиста?
Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга.
— В конце концов, — медленно проговорил штаб-корнет, — долг солдата заключается в том, чтобы любой ценой уберечь свою планету и нацию от страшных и ненужных потерь, а тем более — от полной гибели. Так что не бойся: в сущности, мы не нарушили ни долга, ни клятвы.
— Я тоже так думаю, — кивнул флаг-корнет. — Да и если бы нас потом стали судить за это… Рисковать жизнью свойственно нашей профессии. В конечном итоге, мы только солдаты.
Они снова помолчали.
— Ну, я пойду, отобью донесение Кругу.
— Давай. А потом — присядем и споем.
— Прекрасно. Это стоящая мысль. А что?
— Ну хотя бы «Флага древко — боевое копье…»
— Ладно. А потом — «Нас было семеро друзей».
— Что бы там ни было — с песней легче…
— С песней легче.
— Ну вот, мар разведчик, — сказал командир катера. — Дальше нам ходу нет. Если сунемся, нас в лучшем случае испепелят. А в худшем — это послужит поводом для начала войны. А никто не имеет права создавать повод для войны, не имея на это соответствующего приказа.
— Надо рискнуть, командир.
— И такого приказа у меня нет. Так что лучше об этом и не заикайтесь.
— Командир! — вмешался в их разговор второй пилот. — Дайте команду включить камеру. Там, внизу, что-то интересное. Целая серия взрывов! Видите, как все ходуном ходит? Что-то рвется на подземных позициях.
— Значит, у них такой же кабак, как у нас, — отозвался командир катера. — Может, правда, стоит записать?
— Не отойти ли подальше? — предложил второй пилот. — Откуда лучше зафиксируется.
— Пожалуй, — согласился командир.
— Ни в коем случае! — крикнул Форама. — Вам приказано доставить меня…
— Мы и доставили. Теперь, если не хотите ждать, можете воспользоваться капсулой. Такая у меня инструкция. Инженер! Подготовьте капсулу для выброса!
— Есть, подготовить капсулу!
— Вы думаете, — сказал Форама, — что у капсулы больше шансов безнаказанно сесть в такой каше?
— Нет, — ответил командир. — Этого я не думаю. Но рисковать капсулой в данных условиях я имею право, а кораблем — нет. Вот и весь сказ.
Несколько мгновений Форама стоял в нерешительности. Риск, да… Неизвестно, успел ли Полководец договориться со Стратой. Если нет — последствия могут быть печальными. Последствия для катера, для экипажа — и для него самого, Форамы Ро, физика, ученого шестой величины со Старой планеты.
— Капитан, а если я гарантирую вам, что никто не станет нас обстреливать?
— Я не капитан, а командир. А вы — не знаю кто. Гарантии мне может дать только старший начальник. А вы для меня — пассажир. Идите, в капсулу, или я все равно начну отходить…
«Ну, что же, — подумал Форама. — Он — командир, это так. Но капитан-то все же — я. Сейчас я помню это точно. И уже больше не забуду, наверное. Черт, места мало. Но мне бы только добраться до пульта управления. Механика у них не такая уж сложная. И я успел приглядеться, что к чему. Значит, третий путь — тот самый, о котором говорил, вернее — на который намекнул мар Хомура, один из трехсот, павших при Фермопилах. Как бы он повел себя сейчас на моем месте? Во-первых, нейтрализовал бы доблестного командира катера…»
Это оказалось нетрудно: удара ребром ладони командир явно не ожидал. Был он явным легковесом, и выдернуть его из кресла труда не составило. «Против наших, земных, они все же мелковаты», — подумал Форама — или Ульдемир уже? В этот миг он и сам не понимал как следует, на какое же имя в случае чего отозваться… Рука второго пилота шаркала по застегнутой кобуре, но отстегнуть клапан у него сейчас не хватило воображения, потому что он уже начал маневр отхода, и надо было решать, как поступить в следующую секунду. Наконец он нашарил застежку кобуры и рванул ее, даже не думая, зачем. Ведь пуля наверняка продырявила бы и тонкую обшивку катера. Однако в тот же миг он получил хороший правый в челюсть и задумчиво откинулся на спинку кресла.
Ульдемир занял командирскую позицию. Выключить реверс. Есть, порядок. Дать ход. Есть. Курс — на планету. На полном.
Катер бросился вниз.
Инженер — единственный, кто еще был в полном сознании — на мгновение зажмурился. Он знал, что сейчас по катеру откроют испепеляющий огонь все защитные устройства этого участка поверхности. Но в следующий миг он подумал, что встречать смерть с закрытыми глазами — недостойно. И поднял веки, стараясь смотреть спокойно в лицо неизбежному.
Однако не было ни стрельбы, ни ракет, ни уничтожения. На Второй планете противодесантные батареи ближнего действия взорвались точно так же, как и на Старой. Батареи внешнего заградительного пояса, правда, были в исправности и не действовали они совсем по другой причине: мозг обороны, Суперстрата — или Страта у добрых знакомых — уже успели дать на них команду, запрещавшую открытие огня вплоть до последующих сигналов. Справедливости ради заметим, что следующей командой должно было быть — стартовать в направлении, где не было не только ничего живого, но и неживого тоже — только пустота. Именно там ракетам предстояло, наконец, сработать в соответствии с новыми для этой части вселенной законами природы. Законы естества имеют силу для всех — этим они выгодно отличаются от законов, устанавливаемых людьми.
