— Композитора я послушала бы. Как у него рождаются мелодии?
— Юля, нельзя бросать это дело! Композитор, поэт, педагог… Давайте составим список. Кто еще? Математик. У них особое мышление — абстрактное. Художник — противоположное мышление. Инженер–конструктор. Крупный администратор. Боевой генерал…
— Изобретатель, — подсказала Юля.
— Изобретатель, конечно. Музыкант–исполнитель — как он чувствует звучание? Космонавта хорошо бы: у космонавтов в голове подлинные картины космоса.
— Всякий интересен, кто ездил по дальним странам.
— Всякий мастер своего дела.
— Дегустатор.
— Архитектор.
— Ювелир.
— Хирург.
Так, перебирая профессии, прошли они пешком через весь центр до Юлиного вокзала. Юля все порывалась сесть на троллейбус, но откладывала до следующей остановки. И, прощаясь на платформе, подробнейшим образом объяснила Кеше, в какие дни искать ее на даче, как можно позвонить в общежитие, кому передать записку, если ее на месте нет.
“А что я старалась, собственно? — спросила она себя, когда электричка отошла от вокзала. — Боюсь, что он исчезнет, этот чудак с веснушками? Разве он нужен мне?”
И сама себе ответила, оправдываясь:
“Нет, что‑то в нем есть занятное. Придумал: на помощь всем кидаться, треножиться, когда в городе тревожно. Теории выдумывает. Смешно, наивно, но жалко разоблачать. Впрочем, это не имеет значения. Едва ли он найдет сговорчивых гениев…”
Юля откровенно обрадовалась, когда два дня спустя увидела тощую фигуру Кеши, поджидавшего ее у подъезда института, возле гипсового льва со спиной, отполированной многими поколениями веселых всадников.
— Уже нашли гения? Ну и молодец! — воскликнула она и покраснела. Очень уж по–детски радостно прозвучал ее голос.
— Не ручаюсь, что гений, но мастер своего дела. Сам заинтересовался, сам приглашает. Но заслуги моей тут нет, все вышло само собой. Сима рассказала о вас лечащему врачу, та — профессору, начальнику отделения. Он взыграл духом. Психология мысли — его докторская тема. В общем, приглашает нас в больницу в воскресенье. Я подумал, что вам интересно будет. Пусть наш список откроет психиатр.
— В психиатрическую больницу?
— Ну да, в сумасшедший дом.
Юля поежилась: к сумасшедшим не страшно ли? И этот опытный психиатр! Еще разоблачит с первого взгляда, скажет: “У вас аппарат, девушка, под прической, снимайте, давайте сюда”.
Но любопытство пересилило. Юля еще не вышла из того возраста, когда все в мире хочется узнать. Побывать в сумасшедшем доме — это же само по себе волнует. А против опытного психиатра у нее преимущество: все его мысли она будет слышать наперед. Услышит его намерения — себя в обиду не даст.
Путешествие в сумасшедший дом началось обыденно. Гулкий вокзал, набитая электричка, запах табака и пота, женщины с сумками, наполненными яблоками, абрикосами, апельсинами — все знакомо по частым поездкам на папину дачу. Только разговоры здесь особенные, не дачные, не кухонно–детские. Вокруг толковали о симптомах, синдромах, курсе инсулина, курсе аминазина, терапии возбуждающей и растормаживающей, состоянии маниакально–депрессивном, психопатическом и формальной невменяемости. Странно было слышать эти термины в устах домохозяек с кошелками.
Вагон почти опустел на станции Санаторной. Потом Юля долго шла через картофельное поле. На поле шла уборка, а по утоптанной дороге через гряды наискось текла густая толпа паломников с гостинцами. Впрочем, и это выглядело обыденно. Так в летние воскресенья тянутся мамы в пионерские лагеря, жены и дочери — в загородные дома отдыха.
Дорога упиралась в парадные ворота старинной усадьбы с гипсовыми вазами на столбах. На решетке крупные выпуклые буквы извещали: “Областная психоневрологическая больница имени Кандинского”. Больница! Психоневрологическая! Никакой не сумасшедший дом. А за воротами тянулся обширный парк с ухоженными цветниками, дорожками, красными от толченого кирпича, с удобными скамейками под купами лип. И на скамейках, развязав свои корзины, посетители угощали очень обыкновенных людей в лиловато–серых с желтыми отворотами байковых пижамах, таких же как в рядовых больницах — терапевтических, хирургических, инфекционных.
Неужели эти в серо–лиловых пижамах и есть сумасшедшие?
И лечебный корпус выглядел обыденно: коридоры, крашенные светлой масляной краской, двери, двери; на дверях эмалированные прямоугольнички: “Водные процедуры”, “Перевязочная”, “Приемная”. В кабинете, куда они пришли с Кешей, — стол, покрытый стеклом, затрепанные папки с историями болезней, прибор для измерения давления, за белой ширмой лежак, прикрытый желтой клеенкой. Обычный кабинет обычной поликлиники. И докторша обычная — полная женщина с властным голосом, деловитая, торопливая. Завязывая тесемки халата, она возмущалась, обсуждая с сестрой план воскресных дежурств, потом, понизив голос, зашепталась о каких‑то событиях в промтоварном ларьке и убежала поспешно, кинув Юле:
— Вы тут посидите, милая, вам спешить некуда.
С Юлей она с самого начала взяла тон пренебрежительный. Даже намекнула, что Леонид Данилович, профессор, — человек широких интересов, может увлекаться даже фокусниками, но это не означает, что фокусники и он, специалист, ровня. Юля даже хотела было обидеться, но рассудила, что предъявлять претензии еще смешнее.
Итак, она осталась одна, поскольку Кеша в это время разыскивал профессора в дальних корпусах. Использовала паузу, чтобы включить викентор без свидетелей, злорадно подумав: “Ладно, посмотрим, что нам скажут, когда фокусы будут продемонстрированы”.
И тут же кто‑то произнес невыразительным мыслешепотом: “Новенькая. Еще одна на нашу голову!”
Тщедушный человек в пиджаке заглядывал в дверь. В пиджаке. Не в пижаме. Значит, не сумасшедший. Отлегло!
— Анна Львовна вышла? — спросил человек в пиджаке. — А вы кто, новый доктор? Нет? А–а, знаю, вы девушка, читающая мысли. О вас тут все говорят. А вы не курите? Папиросочку позвольте…
Он закурил и сел за стол с видом завсегдатая, продолжая разговор в тоне несколько покровительственном:
— Телепатическая связь — величайшее открытие современности, эндопсихология — это суперпсихология, психология атомного века, словесная связь слишком медлительна для века ракет. Я сам читаю мысли, я тоже эндопсихолог. Мы с вами коллеги, девушка. Вот сейчас, например, вы подумали, что я больной, — подумали же? (Юля и впрямь подумала: “А этот в пиджаке не сумасшедший ли?”) Нас, эн–допсихологов, многие считают больными, впрочем, мы поистине выходим за грани пошлой нормы. Супернорма — редкий дар природы. Анна Львовна не обладает супернормативным талантом, я помогаю ей в особо трудных казусах. Взаимопомощь — это веление времени, ее–лениция эпохальности.
