Он закончил на командирской нотке:
— Через неделю этот центр откроется. Вы явитесь в девять часов. Это — ваш последний шанс. До свиданья.
Норма смотрела, как тень доктора исчезла во мраке здания.
У нее появилась цель. Во-первых, она немножко поумнела, раз сразу не согласилась. Но постепенно ее замешательство прошло, и она собралась с мыслями.
Он начал с развивающегося осознания, что сопротивление бесполезно. Не то, чтобы она поверила в правоту дела этой расы, именующей себя глорианцами, хотя его рассказ о Земле, выступающей против планет, заложил первое сомнение в ее душу. Она знала, что раз намеревался, то сделает это. Дело было проще. Одна женщина противопоставила себя людям из будущего. Как это глупо с ее стороны!
Там оставался Джек Гарсон!
Если бы она могла вернуть его обратно, бедного, разбитого, то странное создание, которым он теперь стал с его разрушенной личностью… любым путем, она бы исправила то, за что была ответственна. Она подумала, какое безумие надеяться, что они его отдадут ей когда-нибудь! Она была мельчайшим винтиком в безбрежной машине войны. Тем не менее, факт оставался фактом. Она должна вернуть его!
Образованная и цивилизованная часть ее разума задумалась: «Вот изначальная цель и все вытекает из этого. Основа основ: одна женщина, сосредоточенная на одном мужчине».
Но цель была недостижима.
Медленно тянулись месяцы и, однажды прошедшие, казались лишь мимолетной вспышкой. Однажды вечером она повернула за угол и обнаружила себя на улице, где давно не бывала. Она ненадолго остановилась. Ее тело напряглось. Улица перед ней была полна народа, но она едва сознавала их присутствие.
Из постоянного смешения звуков: кошачьих воплей, рычания машин на улице, — из всей этой какофонии выделялся один, необычно тихий звук — шепот машины времени. Она находилась на расстоянии многих миль от центра занятости с его машиной, но тончайший трепет, промчавшегося по ее нервам, не мог быть ошибкой.
Она потянулась вперед, не замечая ничего, кроме ярко освещенного здания, находившегося в центре внимания людей. Какой-то человек попытался взять ее за руку. Она автоматически вырвалась. Другой мужчина просто схватил ее в объятия и на какие-то секунды сильно сжал, крепко поцеловал. Цель придала ей сил. С незначительным усилием она высвободила одну руку и ударила его по лицу. Мужчина по-доброму выпустил ее, но пошел рядом с ней.
— Дорогу даме! — крикнул он.
Почти магически появился проход; она застыла у окна. Там виднелась надпись:
ТРЕБУЮТСЯ ДЕМОБИЛИЗОВАННЫЕ СОЛДАТЫ
ДЛЯ ОПАСНОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ
ХОРОШАЯ ОПЛАТА!
Норма ничего не почувствовала, когда осознала, что тут находилась еще одна ловушка для мужчин. В ее разуме было место лишь для мимолетного образа. Образ складывался в большую квадратную комнату с дюжиной мужчин. Только трое из них были новобранцы. Из остальных девяти один был американским солдатом, одетым в форму времен Первой Мировой войны. Он сидел за партой, лупя по клавишам пишущей машинки. Над ним наклонился римский легионер времен Юлия Цезаря в тоге и с коротким мечом. Возле двери, удерживая напирающую толпу, стояли два греческих солдата времен Перикла.
В людях и временах, которые она представляла, она не могла ошибиться. Она провела четыре года за латынью и греческим, играла в пьесах обоих периодов на языках первоисточников. Там был и еще один человек в старинном костюме, но она не смогла определить, из какой он эпохи. Через мгновение он стоял за прилавком, разговаривая с одним из трех новобранцев. Из четырех оставшихся людей двое носили форму образца конца двадцатого века. Их одежда была светло-желтого цвета, и оба имели по две звездочки на погонах. Очевидно, они получили звание лейтенанта, когда оно еще было в моде.
Оставшиеся двое были попросту странными, но не из-за выражений лиц, а из-за своих форменных одеяний. Их лица казались чувствительными, нормальными. Форма их состояла из бриджей и аккуратно подогнанных пиджаков, все — голубое, да такое, что блестело, будто сделано из миллиона сверкающих, как острия игл, точек.
Пока Норма смотрела, одного из новобранцев повели к задней двери. Ее первой осознанной мыслью было: там задняя дверь. Дверь открылась; Норма мельком заметила возвышающуюся машину и промелькнувшего человека, высокого и с темным лицом, который мог быть доктором Лелем. Только он им не был. Но похож был.
Дверь закрылась и один из греков, стороживших наружную дверь, сказал:
— Все в порядке, еще двое парней могут войти!
Дальше началась борьба, краткая, но невероятно жестокая. А потом два победителя, осклабясь и тяжело дыша от напряжения, вошли внутрь. В последовавшем молчании один из греков повернулся к другому и сказал на почти непостижимой версии древнегреческого:
— В Спарте никогда не было столько желающих воевать. Это обещает хороший ночной улов.
Ритм их слов и произношение, с которым они говорили, делали их речь едва понятной для Нормы. Спустя мгновение ей, тем не менее, удалось сделать приблизительный перевод. И правда выяснилась. Люди времени уходили в прошлое, даже в древнюю Грецию, а может, и еще дальше, набирая новобранцев на свою войну. И всегда они пользовались любым способом искушения, основанном на слабости и назойливости человеческой природы.
«Борьба за Калонию» — призыв к идеализму!
«Требуются мужчины» — самое основное из всех воззваний, работа во имя пищи, счастья, безопасности. А теперь новый вариант призыва для демобилизованных солдат… приключение… с оплатой!
Дьявольское искушение! А как эффективно они смогли использовать в роли вербующих офицеров людей, пойманных той же самой пропагандой. Эти люди должны обладать такой чертой характера, как покорность, раз охотно загнали себя в военную машину глорианцев.
Предатели! Внезапно вспыхнувшая от ненависти ко всем покорившимся, кто еще сохранил свою личность, Норма отвернулась от окна.
Она подумала: «Существуют тысячи таких машин». Эти цифры были бессмысленны для нее раньше, но сейчас только при одной машине — как ужасный пример — реальность выглядела чудовищно. Подумать только, было время, когда она выступила сама, совсем одна, против них!
Оставалась нерешенной задача: как вытащить Джека Гарсона из ада титанической войны будущего!
Ночью Норма гуляла по улицам из страха, что там, в квартире, ее мысли, ее движущиеся убийственные мысли могут подслушать. А еще потому, что быть закрытой в этих тесных стенах над машиной, поглотившей так много тысяч людей, было невыносимо. Во время прогулки она все больше и больше думала о письме Джека Гарсона, написанном ей. Письмо было длинным, уничтожающим, но каждое слово отпечаталось в ее памяти. И из всех слов в нем одно предложение она неоднократно вспоминала: «На твоем месте я бы спросил себя: было ли что-нибудь металлическое на мне, что они могли прикрепить?»
