13. Герн. Появление Петрония и Поппеи
– Извини, пожалуйста, – сказал Герн.
– А? – вздрогнул от неожиданности Мартиндейл.
– Я сказал «извини, пожалуйста».
– А-а. Послушай, я не знаю, чего ты хочешь, но нельзя ли попозже?
– Почему? – не понял Герн.
– Потому что этот господин рассказывает мне историю.
– Какой господин? – спросил Герн.
– Старый господин с бородой, вот же он! – Не увидев перед собой рассказчика, Мартиндейл оглянулся. Но, к своему удивлению, не обнаружил старца ни сзади, ни сбоку. Рассказчик как сквозь землю провалился, канул, сгинул, пропал из виду. Если он вообще тут был.
– Он рассказывал мне свою историю, – объяснил Мартиндейл. – Ты, должно быть, спугнул его. Возможно, если ты уйдешь, он вернется.
– Боюсь, у нас нет времени, – сказал Герн. – Меня послал за тобой Радикс. Нам пора идти.
– Ладно, – согласился Мартиндейл. – Быть может, я найду его позже.
Сказал он это совершенно без всякого умысла, не подозревая о том, что слова его будут иметь решающее значение, и не в каком-то невообразимо далеком будущем, а скоро, очень скоро.
Мартиндейл встал и пошел за Герном в волглую тьму лесной декорации. В этом не было ничего особенного, если не считать некоторых затруднений. Лесная декорация не ожидала столь быстрого появления действующих лиц и не озаботилась подготовить им надлежащие виды для обозрения. Такая халатность была против правил, и декорациям все время внушали, чтобы они не распускались до эскизности. Декорация быстренько позаимствовала несколько визгов и писков, пригодных на все случаи жизни, а также парочку совиных уханий из претенциозной постановки «Золушки», потом нашла запах прелой листвы, щедро обрызгала им воздух и, наконец, поспешно украсилась бордюрчиками из веток и листьев. Выглядела она совершенно двухмерной, поскольку все прочие измерения с нее сняли из-за нехватки реквизита. Но эта голая двухмерность ничуть не смущала декорацию: дело-то было ночью, в конце концов.
Вскоре Мартиндейл с Герном подошли к небольшому круглому зданию с лохматой кровлей, где Радикс устроил себе походный командный пункт. Римлянин сидел на табуретке за тростниковым столиком, служившим ему одновременно и столом, и потайным убежищем, и порою советчиком. На лбу у Радикса блестела испарина. Помимо нее в его внешности не было ничего – или почти ничего – достойного упоминания.
– Мартиндейл? – сказал Радикс, вроде как оторвав, но не совсем, свой взор от стола. – Ты как раз вовремя. Кое-кто хочет встретиться с тобой.
– О ком вы говорите? – встревожился Мартиндейл.
– Не волнуйся. Это просто парочка симпатичных римлян.
– Но зачем они хотят со мной встретиться?
– Не знаю, – сказал Радикс. – Просто из вежливости, быть может.
– Но откуда они узнали, что я здесь?
– Слухи разносятся быстро, – ответил Радикс, легонько хлопнув по столу ладонью.
– Я не хочу их видеть, – сказал Мартиндейл.
– Перетопчешься, – заявил Радикс. – Боюсь, мне придется прибегнуть к несколько грубоватым выражениям в данной ситуации, сохраняющей до поры, до времени присущую ей загадочность. Но, надеюсь, это не возбраняется, если учесть настоятельность обстоятельств и характер редактируемого материала. Меня наделили предварительным пониманием происходящего. Думаю, это все, что я могу сейчас сказать. Я не уполномочен давать вам какие-либо объяснения – очевидно, они объяснят вам все сами.
– Что объяснят? Ей-богу, Радикс, вы говорите загадками.
– Сдается мне, – вмешался Герн, – это была моя реплика, старичок.
– А мне не сдается, – сказал Мартиндейл. – Думаешь, я уж и карточку-шпаргалку прочитать не в состоянии?
– Пожалуйста, – сказал Радикс, – будьте умничками и побеседуйте с ними. Хорошо, Мартиндейл?
– Ладно, – нехотя согласился Мартиндейл.
– Вот и славненько. Пожалуйте вон в ту дверь.
Мартиндейл вышел за дверь. Он сразу заметил перемены, происшедшие в деревне. Местные жители, учуяв, что происходит что-то особенное, решили устроить праздник. Поскольку в селение прибыли важные персоны, туземцы тут же открыли ресторан, ибо рестораны привлекают туристов, а туристы – вещь, несомненно, хорошая. Предприимчивые устроители празднеств уже подумывали о рекламной кампании и спорили о том, под каким лозунгом ее провести. И, точно этого было мало, повсюду лихорадочно понатыкали уйму цветов.
– Заходите, не стесняйтесь, – сказал Радикс, когда они приблизились к главному зданию для приема гостей. – Я хочу познакомить вас со своими друзьями. Это Поппея, это Петроний.
Мартиндейл пристальным взором оглядел двоих человек, одного мужчину и одну женщину, стоявших в ожидании посреди комнаты.
14. Переигровка последних дней Римской империи
– Это и есть те странные люди? – спросила Поппея.
– Они самые, – ответил Радикс.
– Что ты знаешь о них?
– Ничего не знаю. Солдаты обнаружили их возле утеса.
Петроний поджал губы, поправил тогу и посмотрел на Мартиндейла с Герном:
– В жизни не слыхал таких имен. Что вы тут делаете? Какого вы рода-племени?
– О нашем племени вы тоже наверняка не слыхали, – ответил Герн.
– Ты прекрасно говоришь по-латыни.
– Так это латынь? Наверное, так положено по сюжету.
– Вы выросли в Риме?
Мартиндейл покачал головой:
– Машина, очевидно, снабдила нас знанием языка, когда забросила сюда.
– Машина? Какая машина?
– По-моему, мне не стоит об этом распространяться, – сказал Мартиндейл.
– А по-моему, еще как стоит! – заявил Петроний. – Иначе...
– Понял, – сказал Мартиндейл. – Не продолжайте. Любой вашей угрозы для меня вполне достаточно. Я рассказу вам все, только не ругайтесь, если мой рассказ покажется вам бессмысленным.
– Об этом я сам буду судить, – изрек Петроний. – Или кто-нибудь другой. Но только не ты.
– Ладно, – сказал Мартиндейл. – Мне-то что? Мне же лучше. Видите ли, мы совсем из другого сюжетного построения. Эта машина, понимаете ли, она умеет перекручивать истории. И хотя я вовремя этого не сообразил, она умеет также замешивать в свои истории нас.
Петроний повернулся к Радиксу:
– Ты правду говорил – они действительно странные.
– А в чем дело вообще-то? – спросил Мартиндейл.
– Позже узнаешь, – пообещал Петроний. – Но я сразу увидел, что ваше присутствие может нам помочь. А ты увидела это, Поппея?
Блондинка глубоко вздохнула. Ее грудная клетка, просвечивающая сквозь прозрачную белизну облегающей хлопчатобумажной туники, стала похожа на арку в пустыне.
