За этим занятием нас застал Орлан.
— У нас под душ идут, чтоб очиститься, у вас — чтоб запачкаться, — сказал я сердито.
— Никелевая планета! — пояснил он со снисходительным бесстрастием. — Среди наших баз имеются марганцевые, железные, свинцовые, кобальтовые, натриевые, золотые, ртутные… Для вас выбрана никелевая, потому что она — зеленая.
— Я предпочел бы золотую, они нам знакомы, — сказал я, намекая на то, что одну золотую планетку мы уничтожили.
Он пропустил намек мимо ушей.
— Вы не вынесли бы там хлорных соединений золота. Великий хочет сохранить вам жизни.
— Если вы заботитесь о наших жизнях, зачем загонять нас в эту тесную берлогу?
— Места хватит всем.
Туннель вел во вместительный вестибюль, откуда отпочковывались широкие коридоры с самосветящимися стенами. Под шапкой невзрачного домика скрывался обширный комплекс помещений. Все здесь, как и снаружи, было никелевое, но соединения никеля потеряли мертвенную зеленую однообразность, металлически чистый, он уже блистал синеватостью.
— Направо — людям, прямо и налево — вашим союзникам, — сказал Орлан.
Ангелы повалили прямо, пегасы и драконы понеслись налево, мы с Орланом повернули направо. Самосветящийся коридор вел в огромный четырехугольный зал, тоже со самосветящимися стенами и потолком. Вдоль стен тянулись похожие на желоба сооружения. В такой тюрьме можно было разместить команды целого флота галактических кораблей, а не только три экипажа.
— Нары! — показал Ромеро на желоба.
— Размещайтесь! — сказал Орлан. — Ты пойдешь со мной, адмирал.
Ко мне подошли Осима и Камагин, сзади встал Ромеро.
— Мы не пустим адмирала одного, — сказал Осима.
Ромеро кивнул на телохранителей Орлана.
— Разрешите заметить, что вас тоже сопровождают адъютанты. Охрана по рангу положена каждому адмиралу.
— Он пойдет один, — холодно повторил Орлан.
— Не волнуйтесь, — сказал я друзьям. — Один я пойду или втроем, все равно мы в полной их власти.
Я еле поспевал за моими проводниками: их плавные прыжки, напоминавшие танец, а не ходьбу, были даже быстрее моего бега. Временами они останавливались и поджидали, не оборачиваясь, точно видели спиной так же хорошо, как глазами.
В новом помещении, маленьком и скудно освещенном, Орлан приказал мне остановиться. Я стоял посреди комнаты. Орлан с телохранителями подошел к двери напротив, и она открылась им навстречу.
В помещение вприпрыжку вбежал человек, и я сразу узнал его. Это был Андре. Он двигался не как Андре, у него была старческая сгорбленная фигура, он уныло, не как Андре, склонял голову, нелепо размахивая руками, нелепо, скрипучим голосом что-то бормотал. Ничего не было у него от Андре, все было иное, незнакомое, неожиданное, непредставимое!.. Но это мог быть только Андре!
— Андре! — закричал я, кидаясь к нему.
Он поднял голову, и я увидел его лицо, постаревшее, изможденное, до того непонятное, что восторг мой мгновенно превратился в страх. Я прижал Андре к груди, застонал от ликования и боли, но уже в ту первую минуту понял, что не одну радость принесет воскрешение Андре из небытия, и, может быть, меньше всего — радость.
Андре оттолкнул меня. Он меня не узнал.
— Андре, — молил я. — Взгляни же, это я, Эли, твой друг Эли, вспомни, я же Эли, я — Эли, Андре! Андре!
Он с тоской отворачивался. Я рванул его к себе. Он смотрел на меня и не видел: зрячий, он был слеп. Такие глаза я иногда подглядывал у людей, отдавшихся тяжкой думе. Только здесь все было усилено безмерно, нечеловечески жестоко.
Я снова обрел Андре, но он не вышел ко мне, он был в каком-то своем далеком мире. Он лишь внешне присутствовал здесь — его не было!
— Андре! — кричал я в отчаянии. — Это же я, Эли! Андре!
Он сумел вырваться и побежал. Я нагнал его, еще сильнее рванул к себе. В исступлении я был готов бить его, рвать ногтями, кусать, целовать, обливать слезами, только бы это вернуло его в сознание. Он должен узнать меня, должен вспомнить себя и друзей — лишь это одно я отчетливо понимал, когда, хрипя от ярости, тряс его.
Андре, страдальчески закрыв глаза, бессильно мотался в моих руках. Он вдруг побледнел, а длинные огненные кудри — единственное, что сохранилось от прежнего Андре, — то закрывали, то освобождали лицо, вспышками пламени проносились перед моими затуманившимися зрачками, это одно я видел с ясностью: кудри Андре не проносились, а вспыхивали.
Орлан и два телохранителя, бесстрастные, стояли в стороне. Я оставил Андре и подскочил к Орлану.
— Уроды, что вы сделали с Андре? Зачем его лишили разума?
Ответ Орлана прозвучал так торжественно и скорбно, что, вероятно, лишь это удержало меня от рукопашной схватки:
— Великий не хотел лишать его разума.
В бешенстве я поднес свою руку ко рту и прикусил ее, чтобы внешней болью перебить внутреннее терзание. Еще лучше было бы заплакать в голос, проклиная судьбу, и врагов, и себя, ибо я сам больше всех людей виноват был в нынешнем состоянии друга. Но на слезы мне не хватило сил. И я кусал руку, чтоб хоть этим перебороть себя. Андре, согбенный, жалко покачивающий головой, уже не старался убежать, хоть я и не держал его больше.
А неподалеку равнодушно-неподвижно возвышались три призрачно похожих на людей нечеловечка.
Внезапно до меня донесся тихий голос, Андре монотонно пел, покачиваясь в такт туловищем:
Жил-был у бабушки серенький козлик,
Ах, серенький козлик, ах, серенький козлик…
Пел он тоненько и жалобно, никогда прежде я не слыхал у Андре такого голоса.
Я повернулся к Орлану:
— Чего вы хотите от меня?
— Человек Андре поступает в твое распоряжение, адмирал Эли.
— Идем, Андре, — сказал я и потянул его за рукав.
Я снова шел за Орланом, а позади покорно плелся Андре.
К нам кинулся Камагин и в ужасе отпрянул. Он мало общался с Андре, но узнал его сразу. Ромеро, побелев, подскочил к Андре. Трость Ромеро — он даже в плену не расставался с нею — со стуком упала на пол среди наступившей тишины.
— Андре! — прервал молчание страшный шепот Ромеро. — Эли!.. Вы понимаете?
— Да, — сказал я горько. — Оболочка осталась, духа нет.
Ромеро взял Андре за руку. Теперь он говорил так спокойно, будто они встретились после недолгой разлуки и ничего не произошло.
— Здравствуй, Андре. У нас тебе будет хорошо, мы твои старые друзья. Идем, идем!
Он тихонько тянул и подталкивал Андре, тот, покачивая багрово-красными локонами, медленно шел — без охоты, без сопротивления, без понимания… Мой взгляд пересекся с отчаянным взглядом Мери. Я хотел вздохнуть, но не хватило силы. Надо было напрячь мускулы, раскрыть рот, я не сумел ни того, ни другого. Мери положила руку мне на плечо — я судорожно глотнул воздуха.
