На этот раз млечник замолчал надолго. Но когда он вновь заговорил, голос его звучал по-прежнему ровно и спокойно.
— Вы извратили мой вопрос так, как вам это выгодно. Я же хотел узнать только то, что спросил. Что ж, в логике ему не откажешь. Здесь он прав.
— Ну и что? — нагло заявил я.
— А то, что, пока я в этом теле, вам меня не достать.
— А куда ты денешься? — фыркнул я. — Выйдешь из тела как миленький! Ни один абориген не пустит тебя к себе в сознание. Далековато ты от них, да и силы твои на исходе. Они просто отшвырнут тебя, как котенка, и ты снова очутишься в теле Тхэна. Да и будь ты в полной силе, на таком расстоянии они успели бы убить не только свое сознание, но и тело, чтобы ты не смог найти в нем временного пристанища. Как это сделал вчера Колдун хакусинов. А единственный гуманоид на Пирене, в психике которого ты мог бы восстановить свои силы, находится чересчур далеко отсюда, чуть ли не на другой стороне планеты.
— Остается еще ваше сознание, — напрямик заявил млечник. Он упорно величал меня исключительно на «вы». Что значит, обучаться по телеканалу!
— В мой мозг введены электроды защитной сетки, — с уничижительным презрением бросил я. — И если тебе удастся проникнуть в мою нервную систему тактильным способом, то электроды уничтожат мое сознание. Вместе с тобой.
— Не думал, что обо мне известно столь много, — ровным голосом проговорил млечник, словно сообщая сводку погоды. — Проглядел я вас…
— Не все разговоры людей поступают в коммуникационные сети, съехидничал я.
— И все же, каким способом вы собираетесь меня поймать? — вернулся к началу разговора млечник.
— Не надо прикидываться, будто ты глупее, чем на самом деле, съязвил я. — Ведь ты при мне сегодня изучал гильзу пространственной свертки. Из кокона свернутого пространства тебе не выбраться.
— Следует понимать, что если…
— На все твои «если» у меня есть парализатор! — грубо оборвал я его и самодовольно похлопал себя по карману.
— Именно об этом я и говорю, — спокойно заметил млечник. Мышцы на теле Тхэна ходили волнами, лицо дергалось, будто у припадочного, и это абсолютно не вязалось с его голосом. На самом деле млечник, наверное, орал от ужаса и безнадежности, но речевой аппарат тела хакусина переводил его слова с монотонностью автомата. — Если вы выстрелите в меня сейчас, то я просто рассеюсь в пространстве, и ваша охота закончится ничем.
— Не смеши меня! — расхохотался я. — Ты слишком любишь себя, чтобы решиться на самоубийство. Тем более что жизнь я тебе гарантирую.
— Да, — согласился он, — все козыри у вас в руках. Но вы не учли одного обстоятельства…
— Сидеть! — заорал я и выхватил парализатор.
Он застыл с приподнятой рукой, будто я уже нажал на спуск. Меня охватила оторопь. Черт, будь проклята его замедленная реакция! Будь проклято его гипертрофированное чувство самосохранения!
Пожалуй, я действительно не учел одного обстоятельства: он никогда не решится на американскую дуэль — кто выстрелит раньше? — без стопроцентной гарантии собственной жизни. Стрелять я не собирался, но он ведь этого не знал! Переиграл я сам себя…
«Что делать? Что же делать? — лихорадочно билась мысль. — Как выйти из этого положения?»
Спасла положение неожиданная зарница где-то далеко-далеко за горизонтом у меня за спиной.
«Откуда на Пирене грозы?» — удивился я и, хоть и с опозданием, но, надеясь, что реагирую натурально, оглянулся.
Как взметнулась рука Тхэна, я не видел, но ветвистую молнию, сорвавшуюся с его пальцев, заметил краем глаза. Со страшным грохотом молния вонзилась мне в грудь, швырнула на тент, и я, ломая стойки и кутаясь в полотнище тента, покатился по земле. Дико заверещали долгоносы, галопом уносясь прочь.
Притворившись мертвым и благодаря судьбу за то, что сорванное полотнище тента не закутало мне лица, я из-под полуприкрытых век наблюдал за Тхэном. Некоторое время он смотрел на меня, а потом стал медленно, словно оглядывая окрестности, поворачивать голову. Вначале в одну сторону, почти на сто восемьдесят градусов, потом в другую. Когда его взгляд скользнул вдоль берега, я увидел, как зеленый мигающий огонек активированной гильзы пространственной свертки, установленной последней вблизи лагеря, разбрызнулся беззвучными искрами. Вот, значит, что имел в виду млечник под неучтенным мною обстоятельством.
«Клюнул. И на это ты тоже клюнул», — подумал я, осторожно просовывая под тентом руку к пряжке ремня на поясе.
Тхэн запрокинул голову и уставился на звезды. Затем, не отрывая взгляда от неба, медленно лег навзничь, сложил на груди руки и перестал дышать. И тогда началось. Из тела Тхэна поднялся светящийся пар, который мгновенным рывком собрался в шар над грудью хакусина, и уже этот шар стал медленно, подобно цветку, раскрываться крыльями млечника.
И когда млечник полностью развернул свои крылья и они стали вибрировать, готовя психофага к прыжку в «-мерность, я расщелкнул пряжку на ремне и нажал спрятанную в ней кнопку. И млечник навечно застыл в метровом кубе нуль-темпоральной ловушки. Самой совершенной ловушке в мире для кого бы то ни было.
— Есть! — чуть не заорал я, титаническим усилием разорвал спеленавший меня тент и вскочил на ноги. Нервная дрожь била меня, как в лихорадке. С трудом оторвав взгляд от пойманного млечника, я поднял глаза к небу.
Ну! Ну, когда же? Что они тянут?!
Чтобы сбить нервное напряжение, я начал считать про себя секунды.
Мгла пала на тридцать второй. Пятикилометровый купол волновой защиты отрезал меня, участок реки и огромную площадь долины от всего мира. Погасли звезды, и теперь лишь светильник автоматического сачка освещал окрестности.
— Бугой! Бугой! — взорвался транслингатор голосом Геориди. — Что у тебя?
— Какого черта! — рявкнул я. — Почему так долго не было купола?!
— Ты поймал его?! — орал Геориди, словно не слыша меня.
— Да! Но почему так долго не было купола? А если их — стая? Вам что на меня плевать? Главное — трофей?!
— Мы были на другой стороне планеты…
— Какого черта?! — окончательно осатанел я, давая волю взбудораженным нервам.
— А какого черта ты заводил дружбу с консулом?! — взорвался в ответ Геориди. — Аборигены ему сообщили, что вчера ночью в среднем течении Нунхэн погиб Колдун хакусинов. Консул весь день вызывал тебя по рации, а вечером ринулся к тебе на птерокаре. Сам понимаешь, что нам пришлось делать.
Я вспомнил зарницу за горизонтом. Вот, значит, что за гроза там была…
— Так вы его…
— В пыль, — отрезал Геориди.
