– Что? – заорал Бобби.
– Господин президент, они не знают английского…
Тут Вудли, уже не в силах сдерживать смех, выскочил из палатки. Бобби, видимо, от волнения или от излишнего возлияния вина при встрече, перепутал языки. Он изъяснялся на английском! На прекрасном английском, но речь его канула в вечность, а армия так ничего и не поняла.
– Идиоты! – неслось из палатки знакомое интернациональное слово. – Кретины!..
Наконец Бобби в запале выскочил на улицу и бросился к нему:
– Где твои ребята? Вудли, дорогой, где твои орлы? Ты должен мне помочь!
Он долго приходил в себя, наконец, его маленькая армия снова собралась в армейской палатке. Вудли включил аппарат перевода и надел наушники.
– Вы разработали план операции? – спросил Бобби начальника штаба.
– Да, господин президент.
– У вас все готово для завтрашнего выступления?
– Да…, то есть, нет, господин президент.
– Что?
– Не готовы солдаты. Они все нового набора, им не хватает опыта.
– Вы проводили учения на базе наших союзников? С вами занимались инструкторы?
– Да, господин президент… Но, этого недостаточно…
– Недостаточно? Техника готова? Я купил вам тонны оружия у наших друзей. Стрелять умеете?
– Да, господин президент…
– Значит так. Утром раздадите стимуляторы вашим бойцам, так сказать, для поднятия боевого духа…
– Не понял. Что?
– Героин, вот что – и в бой! Верховный главнокомандующий, то есть я, отдаст приказ ровно в 6.00 утра и вперед!
Тут вышел пожилой генерал. Он прямо обратился к президенту, без страха глядя ему в глаза:
– Господин президент… Мой батальон границы не перейдет…
– Почему? – взревел президент.
– Наши родственники живут за той рекой, братья, сёстры, наши матери в том поселке, мы не будем в них стрелять!
– Предатель! – взвизгнул Бобби. – Расстрелять! – и повернулся к начальнику штаба.
– Арестовать и расстрелять, чтобы другим неповадно было!
Начальник штаба снова почесал затылок, грустно посмотрев на стол, – мухи безнаказанно садились на еду, с такой любовью и заботой приготовленную к приезду дорогих гостей. Видимо, прием сорвался.
– Арестовать – арестуем, а расстрелять не можем.
– Почему?
– По уставу не положено. Расстрел допустим только в военное время.
– Болван, военное время уже наступило!
– Только завтра в 6.00.
Президент осмотрел штаб, поправил галстук и уже спокойным голосом на родном языке с акцентом произнес:
– Завтра в 6.00 вы получите мой приказ, и с Богом. Родина ждет ваш подвиг.
– Слушаюсь, господин генералиссимус… простите… верховный главнокомандующий, – произнес начальник штаба и вытянулся по струнке, отдавая честь. Встреча была окончена, а эти двое вернулись в вертолет.
Они снова поднялись в воздух, и Вудли посмотрел на Бобби. Сначала тот был взбешен, он еще не отошел от убожества своих армейских начальников. Потом, вспомнив что-то, озорно оглянулся в сторону границы и захохотал. Он смеялся долго и без остановки, вспоминая свою оплошность. Смеялся, как нашкодивший ученик, забывший урок, но вышедший из положения. Хохотал над ними, над собой, над этой страной и искренне получал удовольствие. Он играл в президента, шел по краю и получал ни с чем несравнимое наслаждение. А теперь гомерически хохотал, используя каждое мгновение полета в своей должности, которая дается лишь единицам на этой планете. А он и был тем избранным счастливцем, потому напоследок ликовал…
Снова президентский дворец. Бобби пил и не пьянел. А глаза его наливались дьявольским блеском. Иногда, вспоминая свой конфуз перед армией, он всхлипывал и начинал смеяться. Наконец, Вудли решил, что пора заканчивать.
– Бобби, – спокойно сказал он, – ты отменишь приказ, и никакого наступления не будет.
Бобби от этих слов как-то сжался и жалобно посмотрел на Вудли. Это был взгляд ребенка, у которого отобрали любимую игрушку. Дикое, звериное сожаление, как у собаки, которой показали кость, дали понюхать, а потом забрали.
– Почему?… Вудли, почему?
– Это приказ, – спокойно ответил Вудли.
– Нет… Невозможно…
Вудли посмотрел на этого человека, и на мгновение ему стало его жалко. Тогда он решил потратить на него еще несколько минут. Когда-то это был гениально отработанный план, его детище, и в глубине души Вудли гордился им. Четыре года назад никто не знал, даже поверить не мог, что через несколько месяцев в этой стране будет избран такой президент. Без гражданства, без имени, как говорится, без прописки. Человек ниоткуда. Но изящная операция – несколько миллионов заморских денег – и целый народ отдает за него свои голоса. За Вудли, черт возьми! Если бы он тогда перепутал их имена так же, как этот человек сегодня языки, любой человек, любой Бобби или Вудли мог стать президентом целой страны. Бобби был его детищем. Тогда Вудли доказал себе и остальным, на что способен простой разведчик, а после блестящего восхождения этого придурка он стал лучшим, стал главным специалистом «организации». И теперь ему было это ничтожество жалко…
– Снова жалко, – подумал он. – Старею, пора на покой.
И все же он сделал последнюю попытку – вылил на пол остатки вина из бокала Бобби и, сев напротив, дружески заговорил:
– Бобби, не будь придурком, – начал он, – мы пока тебя не увольняем, но ты должен выполнить приказ.
– Нет! – Бобби подскочил, словно вывернулся из цепкого захвата разведчика. – Нет! Машина уже запущена! …Ты не понимаешь… Пусть я здесь чужой и родина моя далеко, за океаном, все равно! Я полюбил эту страну, народ! Я хочу сделать этих людей счастливыми. Я верну им земли, восстановлю справедливость, объединю семьи, объединю нацию! Больше они не будут смотреть через ту реку в надежде увидеть вдалеке мать или брата…
Он говорил, как искуситель, как дьявол.
– Вудли, ты помнишь, как мы стояли тогда на баррикадах? Люди зажигали свечи, пели. Помнишь, как ночью перед зданием парламента было холодно. Тысячи людей стояли рядом. Они держались за руки и с надеждой смотрели на меня. Какая-то женщина подошла, сняла теплую шаль и накинула на меня… На нас… И так под этой шалью вдвоем мы с тобой простояли до утра, а потом жаркое солнце и тепло… И победа…
Он говорил, как великий оратор. Где-нибудь в Оксфорде или на сцене драматического театра ему не было бы цены. Но только не здесь, перед Вудли…
– Мы арестуем завтра твои счета в странах, куда ты их от нас спрятал, – мягко сказал Вудли.
– Нет! – Бобби отпрыгнул от него и как-то обмяк. Потом сел на стул, молча глядя сквозь стены куда-то вдаль, мысленно находясь далеко отсюда. А его глаза снова наливались кровью. Нет, он не был пьян, он находился на пике возбуждения, временами казалось, что он обезумел.
