Работу мы закончили, я дал свой срез прогноза в области физических исследований, насколько вообще мог представить будущую физику по собственным соображениям и из того, что выцедил из анкет. Больше с Льюином не встречался. Когда он начал публично призывать к войне… Я не удивился. По-моему, это было глупо. А то, что сделали со мной, со всеми в нашей группе — не глупо? Нам говорили, что мы не должны распространяться о своей работе на “Лоусон”, но подписок с нас никто не брал… Толку в этом нет.
— Действительно, — сказал Портер, — я тоже не вижу смысла. Скомпрометировали всех. Думаю, что всех. Почему? Если бы хотели угрожать, то угрожали бы иначе — держали бы на крючке, намекая на возможность скандала. А когда скандал уже произошел — это ведь развязывает руки, а не связывает их. Так?
— Конечно, не так. Этот скандал — предупреждение. Я понял его так, и каждый из группы, видимо, испытал нечто подобное.
— Предупреждение — о чем?
— Выключите вашу камеру, — сказал Патриксон резко.
— Пожалуйста.
— Между нами, Дэвид. Эта связь, из-за которой… В общем, она кончилась трагически. Мейбл… Господи, не могу об этом вспоминать… Когда мы расстались, Мейбл покончила с собой… И оставила записку. Думаю, что оставила, хотя сам не видел. Но в полиции мне дали понять… Меня в любую минуту могут привлечь за… Я не убил ее своими руками, но…
— Я понимаю, Рольф, — тихо сказал Портер. — Не продолжайте.
— Теперь вы знаете, чем этот шантаж отличался от других. То, о чем писали газеты, — вершина айсберга. А в глубине…
— Вы думаете, что каждый из вашей группы…
— Уверен. Нас и выбирали-то для работы на “Лоусон”, зная, чем потом прижать.
— Почему же вы были откровенны со мной?
— Откровенен? Я рассказал вам кое-что, больше из космологии. И это тоже вершина айсберга. Захотите копать дальше — ваше дело. Но не советую. Собственно, я уверен, что до истины вы не докопаетесь.
— Не докопаюсь до того, что сделала фирма “Лоусон” или до причин поведения Льюина?
— Одно — следствие другого. Не докопаетесь потому, что это действительно сложно. Очень.
— А ваша космологическая задача? Она имеет отношение к…
— Имеет, — прервал Патриксон. — И моя сугубо, казалось бы, академическая задача, и то, чем занимался сам Льюин, и… ну, неважно. Все сцеплено крепчайшим образом и совершенно однозначно. И поступки Льюина — прямое следствие. Плюс гипертрофированная совесть. Да, мне кажется, — именно совесть. Я только не понимаю, почему его не останавливают?
— Зачем? Нашим ястребам эти речи очень импонируют.
— При чем здесь наши ястребы? Его должны остановить другие.
— Вы хотите сказать…
— Все, Дэвид. Я сказал достаточно. Вы меня оглушили своим списком. Все.
— Все, Рольф?
— Ну хорошо… По дороге отсюда подумайте над вопросом: для чего живет человечество? Не каждый из нас, а все вместе. А?..
* * *
Портер остановил машину у кафе и зашел перекусить. День клонился к вечеру, и нужно было принять решение. Телефон Жаклин по-прежнему не отвечал. Видимо, не имело смысла двигаться дальше по цепочке и выуживать у всех, кто упомянут в списке, крохи полезной информации. Работа фирмы была организована на многих уровнях, а он пока топчется на низшем. Нужно искать людей, более тесно связанных с Льюином, или выходить на самого Льюина, что проще всего — отсюда до его дома не больше мили. Правда, сказать Льюину пока нечего. Может, поговорить о смысле жизни?
Почему и Жаклин, и Рольф придавали такое большое значение этому вопросу? Вряд ли у пресловутой фирмы, если она действительно занималась прогностической деятельностью, цель была так плохо сформулирована. Фирмы с большим капиталом и секретностью не создаются для того, чтобы решать философские проблемы. Нечто конкретное. Нечто сугубо вещественное, но почему-то связанное с сакраментальным вопросом, на который никто ответить не смог — за многие тысячелетия.
Неясно, кто такой Джеймс Скроч, единственный, кого вспомнила Жаклин. В списке скомпрометированных ученых его нет. Патриксон о нем не упомянул. Может, именно Скроч стоял на вершине айсберга? Однако он ведь умер и довольно давно. Нужно заняться им, и это лучше сделает Воронцов.
Портер пешком дошел до местного отделения банка Нильсона и занял терминал в операционном зале. Он послал инструкцию Воронцову и вышел, напустив на себя вид финансиста, удовлетворенного состоянием своего счета. Ему казалось, что за ним не следили, но могло быть и иначе.
Портер вернулся в кафе. По телевидению передавали информацию об атомном взрыве в Африке, люди собрались перед аппаратом. Он так и не решил, что делать дальше. Возвращаться домой не стоило, и Портер направился в отель, расположенный поблизости. Сняв номер на восьмом этаже, он завалился в постель непривычно рано и сразу уснул, отложив до утра все проблемы.
* * *
Он проснулся среди ночи и понял, что больше не заснет. Встал и включил телевизор. Был второй час, передавали сообщение о заседании Совета безопасности. “Нужно бы дойти до ближайшего автомата, — подумал Портер, — нет, не до ближайшего, а через несколько кварталов и позвонить Жаклин”.
В холле отеля никого не было, у конторки темнел дисплей, и Портеру пришло в голову задать Воронцову тот самый сакраментальный вопрос. Пусть и граф подумает, если воспримет всерьез. Портье клевал носом, он взглянул на Портера, но ничего не сказал.
Ключи от входной двери отеля выдавались в связке с ключами от номера, и Портер вышел на улицу. Автомобиль его стоял на противоположной стороне, под фонарем, и Портер сразу увидел, что за рулем кто-то сидит. Он прижался к стене за дверью — здесь было темно — и молил бога, чтобы его не заметили. Человек в машине возился с чем-то, потом минуту посидел, оглядываясь, и тихо выскользнул из салона. Дверца щелкнула, мужчина быстрым шагом направился прочь.
Ни за какие деньги Портер теперь не подошел бы к машине, хотя и понимал, что это мог быть заурядный грабитель. Он нырнул обратно в подъезд и поднялся в номер. Его била дрожь.
За ним еще следили. Значит… Возможно, они думают, что он спит, окна выходят во двор, шторы опущены. Он надеялся, что до утра его оставили в покое. Может быть, уйти сейчас? Куда? В другой отель? Куда угодно, только подальше.
Он осмотрел содержимое сумки, все было на месте. С восьмого этажа он спустился пешком и пошел в сторону кухни. Подергал дверь — заперто. Заперт был и черный ход. Пришлось идти через холл. Портье все так же равнодушно окинул его взглядом.
