Айзек Азимов - Ветры перемен (Сборник рассказов)

- Да. - Я кивнул и принялся тихонько напевать соло Меркурия; пожалуй, не стоит говорить ему, что я присутствовал на спектакле «Теспис» в Лондоне в 1871 году.

- В таком случае вы не считаете, что партитура пропала? - спросил доктор.

- Очевидно, нет, поскольку мне она знакома.

Это его озадачило. Он откашлялся и попытался зайти с другой стороны.

- Мне кажется, мистер Сильва думает, будто вы считаете, что побывали в прошлом... Я чувствовал себя матадором, который сражается с быком. Мне это почти нравилось.

- Это наша с ним шутка, личная, - пояснил я доктору.

- Шутка?

- Мистер Сильва и я частенько обсуждали путешествия во времени.

- И все же, - продолжал доктор, в голосе которого зазвучало вселенское терпение, -именно по этому поводу вы решили с ним пошутить? Вы заявили ему, что ноты «Теспис» утеряны?

- А почему бы и нет?

- У вас есть какая-нибудь уважительная причина желать, чтобы ее вовсе не существовало на свете?

- Нет, естественно, нет.

Доктор снова задумчиво на меня поглядел:

- Вы сказали, что видели «Теспис». Когда это было?

- Мне трудно вспомнить точно, - пожав плечами, ответил я. - А очень нужно?

- Может быть, год назад, в декабре?

- Именно тогда вы видели оперетту, доктор?

- Да.

- Вполне возможно, что это было в декабре прошлого года.

- День был просто отвратительным, - проговорил доктор. - Когда я ходил на спектакль. Ледяной дождь. Вспоминаете?

Неужели он пытается поймать меня в ловушку? Если я сделаю вид, что вспомнил, окажутся ли его слова полнейшей чепухой?

- Доктор, - сказал я, - понятно, что я не совсем здоров, и не стану делать вид, что припоминаю все до мельчайших подробностей. А что приходит на память вам? - Я перекинул мяч на его сторону поля.

- В тот день в театре свободных мест не было, несмотря на погоду, - проговорил доктор. - Многие пришли на спектакль только потому, что играли «Теспис». Эту пьесу ставят редко, и потому мало кто с ней знаком. Единственная причина, по которой я тоже отправился в театр. Если бы партитура «Теспис» пропала и если бы речь шла о какой-нибудь другой пьесе, я бы и вовсе остался дома. Именно поэтому, придя в сознание, вы сказали мистеру Сильве, что музыки не существует?

- В каком смысле?

- Что в этом случае вы тоже не стали бы выходить на улицу?

- Я вас не понимаю.

- Вы же попали в автомобильную катастрофу, сэр.

- И потому я здесь? Вы это хотите сказать? - Я сердито на него уставился.

- Нет, сэр. Ведь мы говорим о событиях годичной давности. Речь идет о вашей жене.

Когда я услышал его слова, у меня возникло ощущение, что кто-то вонзил острый клинок прямо мне в сердце. Я попытался приподняться, опираясь на локоть, но рядом оказалась медсестра и заставила меня снова опуститься на постель. Я не заметил, когда она вошла.

- Вы помните? - спросил доктор.

Что я должен был помнить? Что могло быть самым худшим?

- Моя жена погибла?

Скажи, что это не так. Пожалуйста, скажи, что я ошибся. Однако доктор немного расслабился, вздохнул и произнес:

- Значит, вы все-таки помните.

Я перестал сражаться. В их истории было одно непонятное мне место.

- В таком случае почему я в больнице? Отвечайте!

- Значит, вы не помните?

- Скажите.

Он собирался заставить меня посмотреть реальности в глаза. Его реальности. Реальности этого временного пути. Я ждал, что он скажет.

- С того самого момента вы находитесь в состоянии депрессии. Вы пытались совершить самоубийство. Мы вас спасли. И постараемся вам помочь, - пообещал он.

Я не шевелился. Молчал. Разве кто-нибудь в состоянии мне помочь? Мне удалось изменить историю. Но я не могу вернуться назад. Я получил «Теспис». И потерял Мэри.

Чарльз Модайн никогда не бывал в космосе, хотя дожил почти до сорока лет и не жаловался на здоровье. Он видел космические поселения в телепрограммах и читал о них в периодических изданиях, но не более того.

Откровенно говоря, его не тянуло в космос. Он родился на Земле, и ему хватало ее просторов. Если же ему требовалось сменить обстановку, он отправлялся в море. Модайн был ярым поклонником парусного спорта.

Поэтому он весьма неприязненно встретил сообщение о том, что для выполнения работы, предложенной корпорацией "Спейс Стракчурес лимитед", ему придется лететь в космос.

- Послушайте, - говорил Модайн представителю корпорации, - я же не космонавт. Я создаю модели одежды. Я ничего не смыслю в ракетах, ускорениях, перегрузках, траекториях и всем остальном.

- Мы это понимаем, - возразила Наоми Баранова, чья неловкая, осторожная походка указывала на то, что она долгое время провела в космосе и совсем отвыкла от постоянства силы тяжести. - Специальные знания вам и не потребуются.

Ее одежда, с раздражением отметил Модайн, годилась лишь для того, чтобы прикрывать тело. С тем же успехом она могла воспользоваться куском брезента.

- Тогда ради чего я понадобился на космической станции?

- Мы приглашаем вас как модельера. Нам необходима новая модель.

- Одежды?

- Нет, крыльев.

Модайн задумался. У него был высокий бледный лоб, всегда краснеющий в такие моменты. Так, во всяком случае, ему говорили. Но в этот раз, если лоб и покраснел, то частично от досады.

- Неужели я не могу выполнить ваше задание дома?

Баранова упрямо покачала головой.

- Мы хотим, чтобы вы поняли, в каком мы положении, мистер Модайн. Мы обращались к инженерам и программистам, и они создали для нас, по их словам, самые лучшие крылья. Они учли напряжения, площадь поверхности, гибкость, маневренность, все, что только возможно, но не помогли нам. Мы подумали, что, быть может, несколько оборок...

- Оборок, мисс Баранова?

- Нам нужно нечто непохожее на обычные инженерные решения. Что-либо совсем неожиданное. Иначе космическим поселениям не выжить. Поэтому я хочу, чтобы вы полетели к нам и оценили ситуацию на месте. Мы готовы хорошо заплатить.

Именно обещанная плата, включая приличный задаток, вне зависимости от конечного результата решила дело. Модайн не был жаден до денег, но и не мог назвать себя бессребреником. Кроме того, ему льстила столь высокая оценка его мастерства.

Путешествие оказалось не столь тяжелым, как он ожидал. Первые полеты в космос сопровождались короткими периодами перегрузок с последующим долгим пребыванием в тесных кабинах. Почему-то люди, всю жизнь проведшие на Земле, полагали, что с тех пор ничего не изменилось. Но миновало целое столетие, космические корабли стали просторнее, а гидравлические кресла полностью компенсировали стартовые перегрузки.