— Все это лажа, — сказал старлей Липягин, которому Потапов сообщил о своих находках. — Я имею в виду сельхозакадемию. Это объект оборонки. И работает господин Калашников именно по нужной нам теме, лепит «живые мины». Выйти бы на него, а? У тебя нет соображений?
Соображения у Потапова были, но делиться он ими со старшим лейтенантом не стал. Для этого надо было рассказывать о дочери Калашникова Дарье, чего душа вовсе не жаждала. Душа жаждала встречи с этой умной и красивой девушкой, каким-то непонятным образом попавшей в зависимость от босса телохранителей папаши, президента частной охранной фирмы «Аргус». Вечером Потапов надеялся услышать ее звонок, договориться о встрече и попытаться выяснить, чем занимается ее отец на самом деле. На дальнейшее его фантазии не хватало, в благополучное завершение своего «служебного романа» он не верил. Занозой в памяти торчало видение закрывающейся двери лифта, и все чаще душу тревожило странное ощущение забытой вещи, каким-то образом связанное с Дарьей. Лишь вечером Михаил поймал-таки причину срабатывания «ложной памяти», она была проста и незатейлива, как дыра в кармане: Дарья так и не сказала ни слова о причинах конфликта со своими телохранителями в ресторане, хотя Потапов спрашивал ее об этом дважды. Вероятно, она не хотела встречаться с боссом «Аргуса», и ее пытались уговорить. Так во всяком случае представил себе эту картину Потапов, но сама она ничего рассказывать не стала, сделала вид, что не расслышала вопроса.
Телефон зазвонил после девяти часов вечера. В трубке раздался игривый голос Дарьи:
— Привет работникам пера и топора. Ты чем занят, Михаил Петрович?
— Ничем, — ответил Потапов честно, с одной стороны, обрадованный звонком, с другой, чувствуя себя виноватым.
— Тогда заходи в гости. Сегодня я одна, предки уехали на дачу.
Михаил хотел было спросить: а как же телохранители, где их босс? — но вовремя прикусил язык.
— Мчусь!
Дарья продиктовала номер квартиры, и Потапов кинулся переодеваться, сдерживая нетерпение, странное волнение и дрожь в коленях. Очень не хотелось ударить лицом в грязь, показать себя наивным пацаном, очень не хотелось ошибаться в своих чувствах, но еще больше не хотелось играть на чувствах девушки ради получения информации об ее отце.
Он надел все белое — брюки, рубашку, туфли, купил по дороге коробку конфет и поспешил к дому номер четырнадцать, привычно отмечая глазом любое движение.
Старик с собакой, встретившийся у подъезда, показался знакомым. Где-то он уже его видел! И не один раз.
Он обошел дом Дарьи, убедился, что никто за ним не следит, и набрал код домофона. Поднялся в лифте на восьмой этаж, где располагалась квартира Калашниковых, унял поднявшееся волнение, чтобы выглядеть уверенным и спокойным, и, уже нажимая кнопку звонка, вспомнил наконец, где он видел старика: в ресторане Маринича! Этот гнусного вида старикан сидел за его столиком в фиолетовом пиджаке, зеленой рубахе с бордовым галстуком (вкус — жуть!) и смотрел на Дарью! А таких случайностей, как известно, не бывает.
Потапов шагнул было назад, но дверь уже открылась, и ему ничего не оставалось делать, как войти. И тотчас же сработала сторожевая система организма, уловившая дуновение опасности.
Дарья в халате стояла в глубине гостиной с закушенной губой и смотрела на гостя исподлобья, с ясно читаемым испугом в глазах. Она не могла открыть дверь сама, это сделал кто-то другой, но отступать было уже поздно, и Михаил метнулся вперед, перекувырнулся через голову, оглядываясь в падении и видя две мужских фигуры — за дверью прихожей и за спиной Дарьи, вскочил… и все поплыло у него перед глазами от мягкого, но массивного удара по голове, вернее, по всему телу, удара, нанесенного не столько извне, сколько изнутри. Проваливаясь в беспамятство, Потапов услышал крик девушки:
— Не бейте его!..
И потерял сознание окончательно.
Туман был густым и белым, как молоко, таким густым и белым, что, казалось, его можно пить, как молоко. Потапов попытался облизнуть губы, не чувствуя их, так его мучала жажда; хотел позвать кого-нибудь на помощь, чтобы ему принесли стакан молока, но обнаружил, что не может не только двинуть рукой, но даже открыть рот.
Попробовал пошевелиться — с тем же результатом. Зато стал рассеиваться туман перед глазами, в нем протаял розоватый светящийся овал, приблизился и превратился в размытое человеческое лицо с черными глазами, в которых вспыхивали злые огни силы и воли.
— Кто… вы? — вяло спросил Потапов, не слыша своего голоса.
— Гляди-ка, очнулся майор, — донесся, как сквозь вату, чей-то тихий голос. — Сильный мужик, всего три часа и провалялся. Другие на его месте спали бы сутки. Укол!
Все вокруг переменилось, туман рассеялся, появилось помещение со стерильно-белыми кафельными стенами, белым потолком с системой металлических концентрических кругов и бестеневым светильником. Михаил стал слышать звуки и голоса, увидел аппаратные стойки, экраны, непонятное оборудование и двух мужчин в халатах у высокого операционного стола, на котором он и лежал, пристегнутый к столу за руки и ноги специальными манжетами.
Один из мужчин наклонился над ним. Он был смуглолиц, с заметной сединой в черных волосах, со слегка раскосыми черными глазами, и походил на Дарью. Потапов понял, что это и есть отец девушки, засекреченный ученый, работающий на одну из лабораторий стратегической системы специсследований.
— Здравствуйте, Михаил Петрович. Как вы себя чувствуете?
— Добрый день, Николай Наумович, — усмехнулся Потапов онемевшими губами.
Мужчины переглянулись. Более молодой, но выглядевший каким-то рыхлым и болезненным, покачал головой.
— Кажется, он знает больше, чем мы думали, шеф.
— Вам крупно не повезло, Михаил Петрович, — сказал Калашников, — что именно вы занялись расследованием так называемых терактов. К тому же, как оказалось, вы слишком умны и догадливы. Ведь вы уже догадались, что созданием «фотонных» людей занимается моя лаборатория?
— «Восток», — против воли пробормотал Потапов, начиная приводить себя в боевое состояние.
Мужчины снова переглянулись.
— Вот видите, вы становитесь опасным, Михаил Петрович. Дарья вас правильно оценила.
— Она… с вами?
— В каком смысле? Она моя дочь, но, конечно же, к моей работе отношения не имеет. Хотя кое-что знает. К сожалению, в последнее время она совершенно отбилась от рук, не слушается, самовольничает, знакомится с кем попало и также, как и вы, становится непредсказуемо опасным свидетелем. Мне, очевидно, к глубокому прискорбию, придется ее подкорректировать.
