Разговор начал утомлять Роберта. Он резко вытянул руку в лицо трактирщику, зацепился за ямку под ухом, сжал челюсть, надавил на глазное яблоко.
— Не дергайся, — Роберт чуть потянул на себя, — и дверной пусть сидит ровно. Ну! — большой палец надавил сильнее. Трактирщик коротко махнул рукой. Вскочивший было здоровяк остановился, но за стол, однако ж, не сел.
— Мне нужна Марта из синей комнаты, — отчеканил Роберт.
— Да она, она уж почти год не работает! — заторопился трактирщик. Роберт чуть ослабил хватку. — Сейчас это комната Надин.
— Надин, так Надин, — Ирландец разжал пальцы и повернулся к лестнице. Дверной сверлил его взглядом, крутя желваками. — Идем, — Роберт толкнул Питса.
— Но она занята, — попытался остановить их трактирщик.
— А мы ненадолго, — бросил через плечо Роберт и, проходя мимо дверного, снова осклабился: — Даже не думай, мальчик. Калеки в твоем деле не нужны.
Роберт пропустил Питса вперед и, когда они оказались на втором этаже, вынул револьвер. Длинный коридор заканчивался большим окном, выходящим на море. Одна из стен была размалевана фривольными картинками, в другой выстроились палитрой прямоугольники дверей. Дальняя отворилась — из комнаты вывалился краснолицый, по виду клерк. Отер усики, нахлобучил котелок. На ходу полез в рукава добротного кашемирового редингота. И только тогда увидел сначала Питса, а потом дуло кольта.
— А с виду такой приличный господин, — укоризненно покачал головой Роберт. И загоготал, глядя, как стремительно бледнеет любитель прилипал. — Пшел!
Клерк пустил с места и кубарем скатился по лестнице. Внутри Роберта пружиной начало раскручиваться нехорошее, шальное веселье.
— Здесь, — хмуро сказал Питс, остановившись напротив окрашенной синей краской двери.
— Ума не приложу, Джеки, как бы я без тебя разобрался, — ухмыльнулся Роберт. Отступил на шаг и ударил ботинком по овальному глазу личинки. Дверь хлопнула, ударилась ручкой о стену и попыталась снова закрыться. Роберт подхватил под локоть Питса, толкнул ей навстречу. Подмигнул любопытной девушке, выглянувшей из соседнего номера, и навел револьвер на кровать:
— Лицом к стене!
Надин два раза просить не пришлось. Она взвизгнула, подхватила бирюзовую простыню, забилась в угол и уже там начала кутать в нее свои прелести. Мужчина не сдвинулся с места. Так же полулежал-полусидел на кровати, облокотившись на подушки. Лишь слегка повернул голову, одарив Боба стеклянным взглядом, да еще больше растянул приклеенную улыбку. В комнате остро пахло сомской дурью.
— Ты только глянь, Бобби, они и комод умудрились покрасить! — Питс погладил дерево, покрытое наростами синей масти. — Давай, подсоби!
— Справишься, — сплюнул Роберт. Взгляд заскользил по всем этим васильковым занавескам, аквамариновым обоям, кубовым коврикам и салфеточкам, повсеместно натыкаясь на затейливых рыбок. Даже потолок был расписан ими, и Ирландец почувствовал себя в аквариуме. Ему отчего-то вдруг вспомнились пучеглазые питомцы Шульца.
Питс уже выдернул из комода все ящики и завалил его задней стенкой кверху.
— Дай перо, Бобби!
— Может, и пушку тебе дать? — ухмыльнулся Роберт.
— Да тут нужно планку ковырнуть! — взорвался вдруг Питс. — На, сам погляди!
Смотреть Роберт не стал, бросил ему под ноги нож и прислушался. По лестнице грохотали чьи-то ботинки. Грохотали часто и много. Роберт убрал револьвер в кобуру, засунул руки в карманы расстегнутого пальто, щелкнул курком. Развернулся к двери, расправил плечи. Сзади хрустнула и скрипнула поддетая сталью доска. Топот разливался уже по коридору.
— Она здесь, Бобби, здесь! — сказал упавшим голосом Питс.
— Ага, — ответил Роберт. Глянул краем глаза на темную коробочку в левой руке Ушлого, на полоску стали в правой.
— Брось свинокол! — В комнату ввалилась троица. Знакомый уже дверной и дюжий детина в матросском бушлате, левый отворот которого что-то топорщило. Спереди приосанился холеный брюнет в темно-сером с отливом костюме. Его плащ свободно висел, переброшенный через согнутую руку. Вот только рука была длинновата и целила мимо Роберта, туда, где стоял Ушлый.
Девка в углу ойкнула и тихо сползла по стене на пол.
Питс бросать нож не торопился. Вместо этого — сдвинулся чуть в сторону, наполовину закрывшись Ирландцем.
— Я сказал, брось свинокол, узкоглазый, — повторил брюнет. Особый говор и смуглое остро очерченное лицо выдавали в нем корсиканца.
— Мы уже уходим, джентльмены, — медленно, с расстановкой сказал Роберт и улыбнулся.
— А ты бакена не попутал, прохожий? — подал голос здоровяк в бушлате и демонстративно заложил руку за пазуху.
Сзади засопел Питс.
— Я гляжу, ты здесь загребной, — кивнул Роберт на желтую перчатку корсиканца. — Скажи своей шавке, чтоб не тявкала. Мы уходим, — добавил он и медленно двинулся вперед.
Щеки брюнета вспыхнули. Рука с плащом чуть опустилась.
— Да ты вообще кто?
— Дикий Ирландец, — заглянул в глаза корсиканцу Роберт.
Тот прищурился, хотел что-то сказать, но его опередил громила в бушлате:
— Да он нам в уши дует, Винченцо! Ирландец не стал бы якшаться с узкоглазыми!
Под Питсом скрипнули доски пола.
— Черт! — выругался голос.
Ирландец успел отвести локтем лупар корсиканца и нажать на спуск. Два выстрела слились в один. Заверещала девка. Рухнул, хватая воздух, бугай, на него повалился Питс, глубже вгоняя нож под кадык. Роберт выдернул из кармана еще дымящийся револьвер. Влепил вторую пулю корсиканцу и парочку последних — пятящемуся к выходу дверному.
Роберт подобрал с пола брошенную шкатулку и дернул Пигса за ворот:
— Хватит по нему ерзать, валим! — Оглянулся на девку, рыкнул: — Закрой рот, дура!
Надин его не услышала. Она визжала что есть мочи, сидя на полу, раскачиваясь и не отводя взгляда от клиента. Тот все так же полулежал на кровати, пялился стеклянными глазами и улыбался. Пуля корсиканца снесла ему макушку, вымазав красным и серым аквамарин стен.
Питс поднялся на ноги и вытер руки о штаны:
— И что теперь делать? Это же были люди Шульца!
— Именно, Ушлый. Люди Шульца! Какого дьявола ты вскинулся? — Роберт отшвырнул опустевший «смоукер». Питс молчал. — Ладно, пошли. Думаю, в этом борделе героев больше не осталось.
Когда они спустились по лестнице, в зале их встретили тревожные взгляды и тишина. Хлопок двери за ними прозвучал выстрелом.
На улице уже зажгли газовые фонари. В их свете Питс выглядел выходцем из преисподней — опухшее лицо, заляпанная бурым рубашка, покрытые высохшей коркой руки.
