— Пятьдесят мужчин и женщин, — сказал он. — Пятьдесят жертв! Они знали, что для них это означает смерть или пожизненное заключение, но они не посмели пойти на сопротивление, они не могли быть так ориентированы, поскольку такая ориентация могла быть выявлена. Но они не пали духом. Они осуществили план до конца, потому что были верны высшему Плану.
— А могло их быть меньше? — осторожно спросил Студент.
Первый Оратор медленно покачал головой:
— Это было минимально возможное количество. Будь их меньше, возможно, задуманное и не удалось бы осуществить. В действительности объективно требовалось не менее семидесяти пяти человек, чтобы подстраховаться от возможных ошибок. Но это теперь неважно. Ты изучил ход событий, разработанный Советом Ораторов пятнадцать лет назад?
— Да, Оратор.
— И сравнил его с реальным ходом развития событий?
— Да, Оратор, — ответил Студент и после короткой паузы добавил: — Я был совершенно поражен, Оратор.
— Знаю. Это всегда вызывает искреннее удивление. Если бы ты знал, сколько труда скольких людей вложено за многие годы в то, чтобы отшлифовать, довести до совершенства эту идею, ты бы меньше удивлялся. Ну а теперь расскажи мне, что произошло, — своими словами. Расшифруй свои математические выводы.
— Хорошо, Оратор.
Молодой человек старательно сконцентрировал свои мысли.
— Главное: людей из Первой Академии нужно было твердо, неопровержимо убедить в том, что они обнаружили и ликвидировали Вторую Академию. В этом плане отмечается некоторый возврат к исходной позиции. Теперь Терминус снова не будет знать о нас ничего и не станет включать нас в свои расчеты. Мы снова в тайне и безопасности… ценой жизни пятидесяти человек.
— А какова была роль калганской войны?
— Показать Академии, что они способны победить физического врага, — с тем чтобы укрепить их достоинство, по которому нанес серьезный удар Мул.
— Вот здесь ты потрудился недостаточно. Помни: население Терминуса относилось к нам с явной враждебностью. Они ненавидели нас, завидовали нашему превосходству, но бессознательно надеялись на нашу защиту. Если бы мы были «ликвидированы» до калганской войны, это вызвало бы панику на всей территории Академии. Тогда они ни за что не отважились бы выступить против Стеттина, напади он на них тогда. А он бы именно так и сделал. Только на своем пике ослепления победой могла произойти «ликвидация» с минимумом побочных эффектов. Даже если бы позволили себе подождать еще год, успех не был бы воспринят столь горячо и безоговорочно.
Студент кивнул:
— Я понял. Теперь течение истории будет происходить без отклонений от курса, намеченного Планом.
— Если только, — уточнил Оратор, — не произойдет больше никаких случайностей индивидуального порядка.
— А для этого, — сказал Студент, — мы и существуем. Только вот… Один момент волнует меня, Оратор. В Первой Академии осталось мощнейшее оружие — «Менторезонатор». По крайней мере, это уже выходит за рамки возврата к прежней позиции.
— Верно подмечено. Но им не на ком его применять. Оно стало холостым оружием, стерильным. Таким же холостым и стерильным оружием станет со временем и энцефалография, поскольку мы как угроза для них больше не существуем. Ее место займут те отрасли науки, которые больше отвечают насущным потребностям. Так что — первое поколение ученых-психологов в Первой Академии одновременно станет последним, и примерно через сто лет «Менторезонатор» станет реликвией прошлого.
— Да… — подумав, проговорил Студент. — Похоже, вы правы.
— Но вот на что я хочу обратить твое особое внимание, юноша. Ради твоего же собственного будущего — ради твоей работы в Совете. Это — учет самых тончайших вмешательств, проведенный в Плане за последнее десятилетие. И все это было нужно потому, что мы имели дело с отдельными людьми. Я говорю о способе, благодаря которому Антор ухитрился вызвать к себе подозрение таким образом, что оно созрело в нужное время, но это было относительно просто.
Была создана такая ситуация, такая атмосфера, что до поры до времени никому и в голову не приходило, что Вторая Академия находится там. Это знание должно было быть внушено маленькой девочке, Аркадии, на которую, кроме ее отца, никто бы не обратил внимания. Она была увезена на Трентор именно для того, чтобы раньше времени не встретилась с отцом. Эти двое — отец и дочь — были чем-то вроде полюсов гиператомного двигателя. Каждый из них в отдельности от другого беспомощен. Должна была проскочить искра, должен был сработать контакт — именно в нужный момент. А это уж была моя работа.
А еще было необходимо, чтобы последнее сражение прошло так, как надо. Флот Академии должен был быть морально поддержан, а калганцы — обращены в бегство. Об этом я тоже позаботился.
Студент сказал:
— Мне кажется, Оратор, что вы… то есть я хотел сказать, что все мы… рассчитывали на то, что доктор Дарелл не станет подозревать, что Аркадия является нашим инструментом. Судя по моим расчетам, существовала тридцатипроцентная вероятность того, что он все-таки это заподозрит. Что бы произошло тогда?
— Об этом мы тоже позаботились. Тебя ведь учили, и ты должен знать, что такое «Плато обработанности». Что оно собой представляет? Конечно же, не внедрение иной эмоциональной подложки. Это как раз делается без возможности выявить это с помощью энцефалографии. Следствие из теоремы Лефферта, ты должен знать. Нет, Плато отражает стирание прежнего предубеждения, только это оно в действительности и демонстрирует. Должно демонстрировать.
— И конечно, Антор удостоверился в том, что доктор Дарелл именно так, как надо, понимает сущность Плато?
— Да. Однако… Как и когда можно «обработать» отдельного человека, начать управлять его эмоциями так, чтобы это не обнаружили? Только тогда, когда изначальное предубеждение еще не сформировалось. Другими словами — тогда, когда индивидуум — новорожденный ребенок с чистым, нетронутым сознанием. Таким ребенком была Аркадия Дарелл пятнадцать лет назад здесь, на Тренторе, когда в структуру Плана была внесена новая линия.
Она никогда не узнает о том, что ею управляли, и нам всем от этого лучше и легче, поскольку ее «обработка» не принесла ей никакого вреда, а наоборот, привела к развитию уникальной личности.
Первый Оратор коротко рассмеялся:
— В каком-то смысле это — ирония судьбы, и это самое смешное. Четыреста лет назад люди были обмануты словами Селдона о «другом крае Галактики». Они придавали этим словам свой собственный, буквальный, физический смысл — они ведь всегда ищут другой конец линейками и рулетками и находят этот конец в точке, отстоящей от начала измерения на сто восемьдесят градусов, а то и просто у себя дома.
