Сумасшедшие огни плясали на могилах, создавая какие-то жуткие образы, но, что любопытно, они не давали тени. За кладбищем не было домов и я мог разглядеть вершину холма и мерцающие звезды на небе, город же оставался невидимым в темноте. Только фонарь один раз мелькнул на кривых улочках, осветив толпу, которая молча шла к церкви. Я подождал, пока все исчезнут в проеме, включая и отставших. Старик потянул меня за рукав, и я решил войти. Переступив порог и проникнув в переполненный скорбный храм, я оглянулся еще раз, чтобы посмотреть, все ли собрались. А фосфоресцирующий свет кладбища отбрасывал мерцающие блики на каменные плиты на вершине холма.
Меня охватила дрожь. Ветер намел еще немного снега на плиты, ведущие к входной двери, но бросив туда быстрый взгляд, я не обнаружил ни одного человеческого следа. Даже моих следов там не было.
Церковь еле освещалась фонарями, так как большая часть толпы уже покидала ее, протянувшись длинной лентой между скамеек до двери, ведущей в склеп и зиявшей прямо напротив кафедры. Толпа бесшумно исчезала там. Я покорно спустился по стертым ступенькам и очутился в душном и темном склепе. Вид этой ночной извилистой процессии, добровольно исчезающей в могиле, был поистине ужасен." Потом я заметил, что внутри могилы находилось отверстие, через которое выходили люди. Мгновенье спустя мы уже спускались по плохо отесанным ступеням каменной спиральной лестницы, узкой, сырой, где царил особенно сильный запах. Лестница уходила далеко вглубь, в самые недра земли. Это был ужасный спуск. В какой-то момент я заметил, что вид и форма стен и ступеней изменились, как будто они были высечены из скалы. Но что удивляло меня больше всего, так это то, что эти шаги массы людей не производили никакого шума и не возникало эха. После утомительного спуска я увидел переходы и какие-то норы по бокам, неизвестно откуда тянувшиеся и сходившиеся в этом таинственном колодце. Их было очень много, они таили в себе непонятную угрозу, а сильный запах разложения стал вскоре совсем невыносимым. Я знал, что мы должны были миновать гору и находиться теперь под самим Кингспортом.
Затем я увидел дрожащий свет, испускаемый бледным фонарем, и услышал тихое погребальное журчание пока еще не видимой воды. Я снова вздрогнул - события этой ночи измучили меня.
Я начал уже сожалеть о том, что мои предки пригласили меня принять участие в этом примитивном ритуале. По мере того, как ступени расширялись, я услышал и другой звук - слабую плачущую флейту, - тотчас передо мной открылась безграничная картина подземного мира. Широкое грязное побережье, поросшее огромными грибами, освещенное колонной, на вершине которой плясали языки зеленоватого пламени, омывала большая маслянистая река, исходящая из непонятной ужасной бездны и впадающая в самый темный залив древнего океана. Задыхаясь, я созерцал гигантские грибы, пламенеющую гниль и отвратительно грязную воду; я видел, что закутанные в накидки люди образовали полукруг перед горящей колонной. Это был обряд Юлетида, более древний, чем человечество, ритуал солнцестояния и приглашения весны после таяния снегов, ритуал огня, вечнозеленых деревьев, света и музыки. В этом подземном колодце я видел их, исполняющих этот обряд, обожествляющих пылающую колонну, бросающих в огонь пригоршни каких-то растений, придающих пламени хлорно-зеленый оттенок. Я увидел что-то аморфное, скрюченное в стороне от света, шумно дышащее в свою флейту, и мне показалось, будто я слышу приглушенное хлопанье крыльев в зловонной темноте, где ничего невозможно было разобрать. Но что меня ужаснуло больше всего, так это горящая колонна, возвышающаяся из бездонной глубины, огонь которой не давал никакой тени. Стекловидные камни вокруг нее были покрыты ядовитой окисью меди. Пламя не давало тепла, а источало лишь вязкий дух смерти и разложения. Человек, приведший меня сюда, сейчас извивался перед этим сверхъестественным пламенем. Он делал церемониальные жесты в сторону полукруга людей, к которым стоял лицом. Затем он почтительно пал ниц, держа над головой ужасный "Necronomicon", который принес с собой. Я также опустился на землю, так как голос моих предков приказывал мне принять участие в церемониале. Затем старик сделал знак еле видимому в темноте флейтисту, который сменил мелодию, и начал исполнять другую, вызывавшую какой-то неожиданный страх.
Потрясенный я рухнул на покрытую плесенью землю, пронзенный каким-то неземным ужасом, который мог родиться лишь в бездумном пространстве звездного неба. Из немыслимого мрака, царящего по ту сторону яркого гигантского огня, из самой глубины Тартара, откуда вытекала описанная выше маслянистая река, вдруг примчалась целая орда крылатых существ, прирученных гибридов, вообразить о существовании которых мог лишь человек с больным воображением. Это не были ни вороны, ни кроты, ни грифы, ни муравьи, ни упыри и не разлагающиеся человеческие существа.. Но что-то, о чем я не могу, но должен помнить. Хромая, "они" приближались, одни с перепончатыми крыльями, другие с такими же лапами. Когда они подползли к толпе, участники ритуала, завернутые в накидки с капюшонами, оседлали их и один за другим умчались в направлении неосвещенной части реки, в бездну и галереи страха, где низвергаются ядовитые водопады.
Пожилая женщина исчезла вместе с толпой, старик остался и, когда я отказался оседлать животное, приказал мне сделать это. Поднявшись на ноги, я увидел, что меланхоличный флейтист исчез, но два монстра терпеливо стояли в ожидании.
Я отказывался двигаться, и тогда старик вытащил стилет и табличку и написал на ней, что он действительно является посланцем моих предков. Он создал культ Юля в этом древнем уголке. Он объявил, что передо мною откроются самые сокровенные тайны и я вернусь. Старик написал все это старинными буквами и, видя мое колебание, достал из кармана печать и часы с гербом моей семьи, чтобы доказать, кем он был. И это ужаснуло меня, так как из старых документов я знал, что часы были захоронены вместе с одним из моих предков в 1698 году. Старик также откинул с лица капюшон, чтобы я смог заметить его сходство с моими предками, но я лишь дрожал, так как был уверен, что это лицо лишь дьявольская восковая маска. Животные нетерпеливо скребли покрытую плесенью землю, а старик был сильно возбужден. Когда одно из существ, переваливаясь с боку на бок, хотело уйти, он резко повернулся, чтобы остановить его. Произошло это так быстро, что восковая маска упала с его лица. Этот кошмар затмил все ужасы, виденные мною во время спуска по каменной лестнице, и я бросился в масляную реку, которая, пузырясь, текла к морю. Я бросился в гниющий сок земли прежде, чем мои исступленные крики привлекли ко мне груды трупов из зловонных глубин земли.
В больнице мне сказали, будто на рассвете меня, наполовину обмороженного, нашли в заливе порта Кингспорт, вцепившегося в обломок мачты, который Его Величество Случай любезно предоставил мне на пути. Предполагали, что я сбился с дороги на холме предыдущей ночью и упал с обрывистого берега в Орандж Пойнт.
Я не мог ничего сказать, потому что все это было не правдой. Все было ложью: широкие окна, из которых можно увидеть множество крыш, и лишь пятая часть из них были старыми, шум троллейбусов и машин на улицах. Мне настойчиво повторяли, что там находится Кингспорт, и я не мог это отрицать. Я пришел в неистовство, услышав, что больница стоит рядом со старым кладбищем. Меня перевели в госпиталь Сент-Мэри в Аркаме, где за мной могли лучше ухаживать. Я чувствовал себя неплохо, доктора были хорошими специалистами. Используя все свое влияние, они добыли мне экземпляр редкого "Necronomicon". Они говорили о "психозе", а я был убежден, что эта книга лучше всего поможет мне избавиться от навязчивых мыслей.
Я прочитал эту жуткую главу и вторично задрожал, так как в действительности она не была для меня новой. Я уже читал ее и для меня было бы лучше забыть то, что я видел. Мои сны заполнены страхом из-за фраз, которые я не могу произнести.
Я процитирую лишь один абзац, переведенный мной на английский язык с поздней латыни: "Самые глубокие пещеры, - писал безумный Араб, автор "Necronomicon", - не могут быть замечены глазами, которые видят, так как они таят в себе непонятные и ужасающие чудеса. Будь проклята та земля, где мертвые мысли оживают, принимая странные формы, и да будет осужден на муки ум, не содержащий в себе мысли. Ибн Стакабао очень верно сказал, что счастлива будет та могила, в которой не покоится колдун, и счастлив будет город, колдуны которого сожжены дотла. Ведь всем известно, что душа того, кто продался дьяволу, выходит из своего глиняного оссуария и порождает, и вскармливает червя, который грызет ее до тех пор, пока из тлена не брызнет жизнь. Трупного яда земли становится все больше. Огромные дыры втайне появляются там, где и без того достаточно земных пор, и существа, рожденные ползать, учатся ходить..."
