Однажды, на годовщину, Мармелад Джеймс подарил ей первую книгу — прекрасно иллюстрированное, винтажное издание сказок братьев Гримм «Гензель и Гретель» в твердом переплете, которую Кирстен зачитала от корки до корки. Страницы выцвели, обложка измята. Когда она взяла ее, она почувствовала, что в книге содержится что-то большее. Она помнила, как была тронута его жестом. Это воспринималось Кирстен, как будто Джеймс пытался вернуть ей маленькую часть тех детских лет. Она дорожила книгой. Осторожно читала ее, приходила от нее в потрясение, влюблялась, не могла вынести и мысли читать ее повторно. И все еще продолжала мечтать о жареных вафлях.
Часы Кирстен подают звуковое напоминание, как раз тогда, когда подъезжает микроавтобус. Ей уже полагается быть в клинике. Она дважды нажимает на сообщение, и часы набирают номер автоответчика в приемной, давая им знать, что она задерживается. Люди стали более гибкими, мобильными, когда личные автомобили практически исчезли из обихода, и почти все стали полагаться на общественный транспорт. По крайней мере, это было тем, на что надеялась Кирстен, видя, что она ужасно опаздывает. Ирония в том, что ее менструация каждый месяц наступала всегда вовремя и это никогда не перестанет ее удивлять.
Девушка позволила нескольким пассажирам потеснить ее в очереди, так что она последней зашла в автобус и получила место в переднем ряду. Кирстен ненавидела сидеть в хвосте. Ее мгновенно окружили запахи духов и геля после бритья, шампуня и поношенной кожаной обуви, бензина, ачара и жвачки. По радио играл джаз и ретро-мараби, слышались металлическое квайто, разные языки и диалекты, оттенки звуков, какофония шумов.
Соседство тканей различных текстур и цветов вызывала у нее головокружение, вплоть до тошноты. Чувственная перегрузка — это одновременно смотреть на что-то, чувствовать запах, прикасаться и пробовать все цвета радуги, да еще и в трехмерном объеме. В худшем случае, все смешивалось в густую, вонючую, пузырящуюся, многоцветную кашу.
Обычно девушка закрывала глаза, представляла себя в чистой белой комнате, и пыталась абстрагироваться от своих ощущений, но попутчикам это не нравилось. Они либо раздражаются, либо отодвигаются чуть дальше от нее, в испуге, что она набросится на них. «Радужный червь», — думает она, и улыбается, хотя от этой мысли поездка не становится легче.
Когда такси останавливается, чтобы подобрать пассажиров, Кирстен своим миниатюрным фотоаппаратом быстро делает снимок покачивающегося игрушечного диско-шара, свисающего с зеркала заднего вида. А после водитель опасно останавливается на крутом повороте дороги, чтобы подвезти женщину.
«Вероятно, потому что она миленькая», — думает Кирстен, пока дверь не открывается, и она не видит выпуклый живот женщины.
Боже. Как будто это утро выдалось недостаточно тяжелым.
Другие пассажиры оживляются и издают одобрительные звуки. Не вздохи «Ах», не совсем, но что-то похожее. Люди поднимаются с мест, освобождая ей место, сдувают невидимые пылинки с дешевого порванного материала сиденья.
Беременная женщина застенчиво улыбается, благодарит их на местном диалекте. Люди по обе стороны от нее лучезарно улыбаются, когда она садится, и бросают украдкой взгляды на ее живот. Женщина улыбается и кладет на него руку. Особый вид самодовольства. Такими могут быть лишь беременные женщины. Кирстен переводит взгляд на запачканное масляными пятнами окно.
Кризис бесплодия наиболее сильно ударил по низшим социально — экономическим слоям населения. Девять из десяти пар пытались зачать ребенка, но безрезультатно. Удивительно, но по мере роста зарплат, рост процента бесплодия снижался. У тех, кто больше всего зарабатывал, чаще всего получалось забеременеть.
Снижение рождаемости — проблема, распространенная во всем мире, но хуже всего дело обстояло с этим в Африке. Никто не знает точных причин, стоящих за кризисом. Миллиарды были потрачены на проверку различных гипотез: радиационное излучение от телефонных вышек, применение перевязки труб и контрацептивных пластырей, гормоны, используемые в фермерстве и сельском хозяйстве, высокий уровень стрессов, плохое питание, ГМО, люди, ждущие слишком много лет, чтобы завести семью. Хоть им и удалось провести некоторую корреляцию, они все еще не могли понять, почему Южная Африка так выделялась на фоне других стран в этом отношении. Население быстро сокращалось, и с теми немногими счастливицами, которым удалось зачать ребенка, обращались как с королевами.
Когда они подъезжают к нужной остановке, Кирстен дает водителю знак остановиться, сунув ему сотню ранд. Им полагается использовать государственные жетоны, чтобы заплатить за общественное такси, но у водителей всегда в почете наличные. Люди старой закалки. Она делает это не ради водителей, но больше в качестве небольшого акта неповиновения действующей правящей партии «Новой АНК», известной, к сожалению, как Гомики. От мысли о государстве гомосексуалистов, у девушки дыбом встают волоски на затылке.
Она выпрыгивает на тротуар, довольная тем, что между ней и булочкой в духовке теперь есть дистанция. Цифровые уличные постеры зовут ее по имени и просят подождать. У них есть для нее сообщение.
— Кирстен, — произносит голос записи с американским акцентом. — Ты что-нибудь сделала для себя сегодня?
«Бильхен» знает ее любимый вкус мороженого — лепестки роз — и осыпает ее лепестками в эффекте 4D и порывом прохладного воздуха. Туристическое агентство говорит ей, что прошло двести шесть дней с ее последнего отпуска. Ей не нужно отдохнуть? Боливия? Мозамбик? Кейп Республика? Саундтрек смутно напоминает островной стиль, и она чувствует запах рома и кокосов. Как насчет путешествия? Путешествия, совмещенного с работой?
Тук — тук проносились мимо, гудя всю дорогу. Небо потемнело. Кирстен прищурила глаза и посмотрела вверх, чтобы увидеть рой дронов над головой. Они ей не нравились, не нравились тени, которые они отбрасывали. Девушка ненавидела, что у них есть камеры, как будто она жила в чужом мрачном футуристическом воображении. Кирстен не могла избавиться от ощущения, что за ней следят, но отбрасывает от себя эту мысль, и пытается сосредоточиться на первоочередной задаче. Время пришло.
Лови момент, и все такое.
Сколько себя помнит, девушка всегда ненавидела докторов. И больницы. Но разве одна она? Она терпеть не может, когда кто-то ноет, что ненавидит больницы. Это все равно, что сказать, что ты ненавидишь наступать в собачье дерьмо, или публично промочить штаны. Это очевидно! Или на местном сленге — неимоверная тупость. Утверждение, которое обычно показывает, как мало ты понимаешь.
«Фу, я просто ворчу. Это все нервы».
Кирстен чувствовала, что у нее вспотели подмышки, так что она замедлила шаг и подумала о мороженом Пина коладе.
Кроме того, как она может утверждать, что ненавидит врачей, когда практически замужем за одним из них? Это лишь еще один пример того, насколько противоречивый у нее характер. В любом случае, Мармеладный ‒ другой. Он детский кардиолог и лечит детские сердца, как ангел со скальпелем. И не то, что бы он когда-то был ее врачом. И этого никогда не произойдет.
Девушка останавливается перед, появившимся перед ней «Инвитро». Здание больше, чем она ожидала, и на фотографиях на сайте оно казалось менее зловещим. Архитектура прекрасна, явно вдохновлена Петри. Сооружение в форме диска, построено из разжиженного стекла (Пол Хардкастл «Crystal Whisper»), до странности прозрачного и все отражающего. И в то же самое время, создается впечатление, что строение должно было быть невидимым.
Кирстен вытирает свои потные ладони о джинсы и гадает, хочет ли она на самом деле пойти с этим вопросом до конца. Все электронные проекторы постеров в городе рекламировали это место. Говорят, это лучшая клиника, занимающейся вопросами фертильности, в округе. Спам-боты взламывают твой социальный статус, и если они видят, что ты в отношениях, принимаются бомбардировать тебя рекламными сообщениями. Как будто еще кто-то женится. Через какое-то время они перестают ожидать от тебя, что ты выйдешь замуж, и начинают поднимать тему фертильности и агитируют завести ребенка. Прямо как родители.
