Я снова блаженно растянулся на нежном песке. Больше всего на Латоне люблю ее речные пески - красноватозолотые, мелкозернистые, мягкие, теплые... Я назвал песок нежным, это не выспренняя похвала, а сухая характеристика материала. Меня не тянуло бросить пляж. Что бы там ни навоображал себе Николай, Артур Хирота отлично обойдется и без меня.
Хорошо помню, что был в ту минуту безмятежно спокоен. Экспедиция в дзета-миры ни с какой стороны не могли коснуться меня. В мире не существовало человека, столь же далекого от нее, как я. Я просто слишком невежествен для такого предприятия. Иной любознательный школьник тут мог дать мне десять очков форы. Конечно, я знал, что любое материальное образование, называемое миром, характеризуется определенным числом измерений; и что под измерением понимается такой признак, без какого ничто в мире не существует; и что только миры с числом измерений, кратным четырем, по теории устойчивы; и что первый такой мир, альфа-мир, четырехмерный, "нижележащий", пока не открыт и неясно даже, существует ли он во Вселенной; и что наш мир, именуемый гамма-миром, восьмимерный, каждый предмет в нем характеризуется восемью координатами, тремя пространственными - длиной, высотой, широтой, одной временной, одной массовой и тремя энергетическими константами - ротонным объемом, бета-линией, корда-точкой; и что следующий по устойчивости мир, "вышележащий", дзета, обладает уже двенадцатью координатами, но никто из гениев Института Иномиров не может толково объяснить, что это за координаты. Вот и все мои знания по этому предмету.
Могу лишь добавить, что, в отличие от специалистов по иномирам, не умеющих объяснить высшие координаты дзета-мира с девятой по двенадцатую, я не способен дать объяснения и нашим трем космическим - ротонным, корда- и бета-измерениям: знаю, что они существуют, притворяюсь, что что-то в них понимаю, и стараюсь, чтобы мое понимание не подвергли серьезной проверке. Человек со столь высоким уровнем невежества не мог интересовать виднейшего из теоретиков иномиров, каким со студенческой скамьи считался Артур Хирота. А меня соответственно не интересовали другие миры, с меня вполне хватало моего родного космоса, его я знаю, не хвалясь, досконально!
- Вставай - и полетели! - настаивал Николай.
Я хотел было послать его в преисподнюю двадцатичетырехмерного мира, есть, наверно, и такой, но только теоретики до него не добрались - можно вообразить, что за страх там преисподняя! Вдруг прозвучал сигнал вызова, и у кромки воды сфокусировался экран, а на экране возник улыбающийся Кнут Марек. Этот человек всегда улыбается, особенно когда говорит неприятности,- ехидней, но и беззлобней, а кстати, и умней существа, чем он, не знают на наших далеких планетах. Вероятно, поэтому он девятый год командует Главной Галактической базой, стаж прямотаки мафусаилов: ни один из его предшественников не задерживался больше двух лет.
- Собери свои кости, старик, - сказал он сердечно, - и мчи ко мне. Хватит прохлаждаться!
Спустя час мы с Николаем входили к Мареку. Его кабинет чудо космической техники: в нем люди сияют. Именно так - не освещаются со стороны, а порождают собственное свечение, и как утверждает Марек, соответствующее их характеру. Штуку эту изобрел астрофизик Павел Сидоров, погибший на "Медее" в черной пасти звездной "дыры" Н-115, марековский кабинет остался единственным свидетелем технической фантазии несчастного астрофизика. В сумрачном зале передвигались три клубка света - ободряюще-золотой Марек, голубовато-синий, холодноватый Хирота, растроганно-салатный Бангалур, а к ним теперь добавилась настырная, стремительная оранжевость Николая и какая-то чудовищная комбинация из хмурого темно-красного и оживленно-язвительного зеленого - таким изобразило меня настенное зеркало.
- Садитесь, и начинаем, - ослепительно засияв золотой улыбкой, предложил Марек. - Мы слушаем тебя, друг Артур.
- Ты, конечно, знаешь, друг Казимеж, какую задачу поставили перед экспедицией в дзета-пространство, поэтому говорить об этом не буду, - так обратился ко мне Хирота.
- Я, конечно, не знаю ничего о задачах экспедиции. Поэтому, друг Артур, прошу поговорить и об этом, - учтиво отпарировал я.
Мне показалось, что он рассердился. В глазах его погасла голубоватость, в них зажглось что-то негодующесинее. Но он сдержался. В выдержке он превосходит нас всех. Думаю, в ней одна из главных причин его успеха: теории его вызывали столько нападок, часто несправедливых и злых, что без слоновьей стойкости от одних язвительных шуток можно было рехнуться. Сам он утверждает, что, в отличие от нас, хорошо воспитан, и цитирует при этом какого-то древнего мудреца: "Воспитанность - это умение делать свои недостатки нечувствительными для окружающих". Возможно, и так. Мои недостатки окружающие чувствуют.
Артур начал объяснение с таких азов, что я скоро потерял интерес к его речи. Я еще терпеливо выслушал, как наши предки открыли, что пространственный вакуум - вместилище колоссальной энергии; что делалось много попыток овладеть этой энергией; что в результате бесчисленных неудавшихся попыток установили восьмимерность нашего мира, хотя раньше его считали четырехмерным; что восьмимерности мало для вычерпывания энергии вакуума, характеризующегося тридцатью шестью параметрами; и что в результате всех этих исследований доказано наличие устойчивых, параллельно возникших из вакуума материальных миров; и что нижний наш сосед, альфа-мир, неинтересен, а второй, повыше, двенадцатимерный дзета, наоборот, захватывает воображение, ибо нас связывают с ним шесть общих измерений, а это обеспечивает надежный проход в тот мир; и что дзета-мир связан с вакуумом не восемью нашими измерениями, а ровно двенадцатью - это в полтора раза больше; и что полуторная связь, взятая в шестой степени - так почему-то надо,- обеспечивает ровно в четырнадцать раз более легкую возможность выкачивания энергии вакуума...
В этом месте я зевнул, но Артур, уставясь синеватопылающими глазами в пол, не заметил, как я воспринимаю его лекцию. По-честному, меня раздражали все проекты утилизации энергии вакуума. Человечество уже триста лет твердит, что хорошо бы поставить ее себе на службу и что для этого нужно лишь найти проход в сопряженные иномиры. Такие общие истины преподносятся каждому юнцу еще в школе, но практического значения не имеют, ибо самое важное неведомо - где находятся эти самые проходы в иномиры и как ими воспользоваться. О себе могу сказать следующее: я, пожалуй, больше всех налетал в космосе, но нигде не повстречал отверстых ворот в миры иных измерений.
Чтобы больше не впадать в зевоту, я стал присматриваться к тому, кто как слушает. И меня вдруг заинтересовало одно забавное соответствие. На Земле давно забыли, что когда-то люди различались по национальностям. Уже к концу двадцать первого века человечество так перемешалось, что стало невозможно установить, какая у кого реально национальность. Но что существовали некие общие черты, называемые национальным характером, никто не оспаривал, просто и характеры перемешались, как и национальные языки, и национальные имена, и национальные обычаи. И вот я подумал, что все мы, сидевшие в фантастическом кабинете начальника Главной Галактической базы, являемся образцами смешения разных национальностей и смешение это отчетливо выражено и в наших именах и характерах.
