5. Ответ, данный в порядке вероятнее всего чисто конкретном, эмпирическом, или хотя бы стремящийся к статусу эмпирического, выглядит следующим образом. Мозг возник в процессе эволюции у целых миллионов различных видов животных. Возник в результате работы ("игры") генов, под разными влияниями и давлениями видового окружения: земного, то есть климатического, гравитационного и т.п., и т.д. При всех обстоятельствах "дело было в том", что ему в его возникновении никто разумный, и ничто разумно направленное не помогало: был отбор, селекция, мутации, а также экзогенетические влияния, но всё это вместе НИКАКОМУ, а если умереннее сказать, даже следам "понимания", то есть НАБЛЮДЕНИЯ, со стороны эволюционирующего субъекта вообще не подвергалось. Иначе говоря, это значит, что различные функциональные способности формировались в направлении изолированного так называемой КОНТИГЕНЦИЕЙ (непреодолимые ограничения, определяемые краевыми и начальными условиями) функционального оптимума, который должен быть достигнут для того, чтобы отдельный организм мог размножиться, а, стало быть, произвести потомство (если он был двуполым, то, разумеется, не самостоятельно), и чтобы дошёл до этого живым, то есть и живучесть является необходимым условием оптимизации, ведь мёртвые организмы не умеют размножаться. Во всей этой двойной работе присутствовал настройщик и конструктор организмов в высшей степени "безразличный" к тому, будут ли эти организмы, или скорее не будут уметь производить САМООПИСАНИЕ. Необходимо уметь, например, двигать руками, плавниками или крыльями, однако сведения о том, как каждый человек, птица или рыба это выполняет, ему (ей) с " эволюционной точки зрения " совершенно безразличны. Я спрошу: какие это должно иметь реальные последствия для человека? Да такие, что мы не имеем никакого понятия о том, как мы делаем так, что мы мыслим и как получается, что мы обладаем сознанием и являемся носителями "естественного" интеллекта, весьма неточно измеряемого при помощи IQ (коэффициент интеллекта), значения которого для большого количества людей ложатся на колоколообразную кривую нормального распределения (распределение Гаусса). Интеллект животных (мы к ним принадлежим, хотя не каждому от такой констатации приятно) можно различать по тому, что он не одинаков у разных видов: бывают мудрецы, "середняки" и глупцы, однако напрасно мы будем искать его среди, например, мух, потому что у насекомых недостаток инстинкта, программирующего поведение, сразу выносит особи смертный приговор. У людей всё намного более усложнено, и, однако, хотя мы познаём собственное строение и собственные функции способами обдумывания, фальсификации и проверки (которые всегда ненадёжны) конъектур (догадок), то есть всё более дерзких гипотез, мы всё еще не знаем, как это мы работаем "головой". В том, что мы делали это автоматически, бессознательно и в общем точно (а часто ошибочно) в бесчисленных жизненных ситуациях, мы убеждаемся только тогда, когда работа этих механизмов в старости начинает хромать. Тогда, когда верные движения не удаётся легко и "безмысленно" выполнять, когда всё дольше живя, фамилии и ситуации ЗАБЫВАЮТСЯ, и нет способа ВЫЗВАТЬ их внутренним желанием, мы только начинаем замечать, что сознание, пока оно от этих ослаблений не замутится окончательно, возникает и действует благодаря бесчисленным, совсем нам неизвестным, ибо ИНТРОСПЕКТИВНО В ПОЛНОТЕ НЕДОСТУПНЫМ, невральным механизмам, таким, которые поддерживают его, создают, составляют, питают запрошенной информацией память, могут направлять человека на то, что с ним, с его близкими, его общественной группой и, даже, со всем человечеством было, есть и, что когда-то будет. Но размеры (способность) всех этих умений ЗАДАНЫ нам структурой мозга, а не так, что чем больше кто-то хотел бы стать поэтом, или златоустым оратором, или харизматичным политиком, то он им и станет. Это не зависит ни исключительно, ни главным образом от личных желаний. Подобным образом, ведь, невеста, желающая быть красивой, к сожалению, красивой от этого желания не станет.
6. В связи с тем, что было до сих пор сказано, я склонен заменить на месте tertium comparationis "древо жизни" на "ДРЕВО НАШИХ ТЕХНОЛОГИЙ". Это древо всегда развивалось таким образом, что сперва создавались прототипы. За ними шли первые КОНКРЕТНЫЕ ПРОБЫ, а потом только наступала фаза таких усовершенствований "продукта", которая уже без значительного теоретически-математического вклада обойтись, пожалуй, не могла. Лично я уже несколько десятков лет назад настойчиво предлагал, чтобы стремились догнать и, даже, перегнать Природу, как Конструктора, и, хотя голос мой, как писк мыши, прикрытой метлой, далеко не доходил, именно в эту сторону начало направлять свои побеги наше "технологическое древо". Как живое дерево к Солнцу, так и наши технологии, не особенно прислушиваясь к моим советам, начали поворачиваться в сторону природы: биотехнология, с генной инженерией и микрохирургией клонирования, трансгенные трансплантации и, даже, целые новообразованные виды организмов. В мои намерения ни в коей мере не входит хвастовство, ибо если бы ни меня, ни моих прогнозов вовсе не было, всё пошло бы точно также. Я действительно предвидел, но этим предвидением de facto ничего не осуществил, так что люди, которые мои "замыслы будущих действий" реализовали и дальше реализовывают, ни малейшего понятия не имеют, что был кто-то, кто их начинания предвидел. Но и это было только лирическим отступлением "по дороге".
7. И здесь, когда было призвано в качестве tertium comparationis древо процветающих и разветвляющихся ТЕХНОЛОГИЙ, появляется видимая на первый взгляд разница между преследуемой, всё ещё тщетно, "ментальной технологией", то есть техникой производства машинного интеллекта, и действием человеческого разума. И это, потому что перед самолётом был китайский бумажный змей, перед космическим челноком американцев был фейерверк, перед автоматизированной производственной линией (конвейером под компьютерным управлением) была, начиная с палеолита, ручная слесарная и кузнечная работа, а перед компьютером были только счёты, позднее превратившиеся в арифмометр, но никакого следа технической имитации интеллектуальной жизни даже муравьёв или мух не появилось. Мы не умеем инженерно подражать тому, что полностью насмехается над попытками конструктивного исследования! Мы не знаем ни откуда, ни как возникает сознание, ни где рождаются наши мысли, ни как понятия превращаются в предложения языка, а скромные опыты механизации вместе с усилиями обучения машины, чтобы она печатала под нашу диктовку, дают такие результаты, что рентгенолог желает сам (или диктуя машинистке) составить описание просвечивания, а не исправлять потом текст, напечатанный компьютером с наилучшей программой. Так есть, но это вовсе не значит, что так должно быть. Были уже области, во главе с атомистикой, в которых осуществление теоретического скачка над незнанием, непреодолимым механическими шажками, оказалось и возможно и необходимо. И также приводило к желанным и нежеланным успехам. А о "множественности возможных искусственных интеллектов" мы поговорим, может быть, в другой раз.
