В воздухе опять появилось странное мерцание. Я прищурился и тряхнул головой: это начинало меня тревожить. Дело не в виски. Это всегда начиналось только в моей квартире и лишь после того, как я посмотрю именно на эту стену.
На стене висела картина Анри Руссо «Спящий цыган» — одна из тех вещей, что дядюшка Джим оставил мне в наследство вместе с квартирой. Я изо всех сил постарался сосредоточиться на зеленовато-синем небе, развевающейся гриве льва, на полосатой одежде смуглого человека, лежащего на песке.
Но увидел я лишь размытое пятно. Затем я подумал, что, должно быть, все-таки очень пьян, потому что оттуда, из-за пятна, до меня стали доходить какие-то звуки, похожие на рев. Конечно, это мог быть и лев, но он уже совсем исчез, и мне показалось, что передо мной колышется сияющий радужно-красный купол.
Я закрыл глаза, плотно стиснув веки. Похоже, я схожу с ума.
Дядюшка Джим оставил мне квартиру по завещанию. За нее нужно выложить сразу баснословную сумму, затем платить всю жизнь — и можете называть эту квартиру своей. Я сам не ввязался бы в такое предприятие, но дядюшка Джим — другое дело. Впрочем, приятно иметь берлогу, откуда домовладельцы не могут тебя выставить, даже если кто-то предлагает им большие деньги.
Тут, вероятно, стоит сказать несколько слов о моем дядюшке, Джиме Бартоне. Это был еще тот персонаж! Имел он рыжие волосы, веснушки и обыкновение теряться где-то за границей месяцами напролет, а иногда — годами.
Когда я был мальчишкой, он обычно навещал нас между поездками, и я любил его больше всех, кого знал в те годы: у нас была общая тайна.
Началось все со сказок, которые дядя рассказывал мне перед сном. Из них я узнал о чудесной стране Малеско, в которой были и прекрасная принцесса, и злой Верховный жрец, и благородный молодой герой, чьи приключения иногда не давали мне уснуть целых пятнадцать минут после того, как тушили свет.
В те дни еще не выдумали суперменов, поэтому в мечтах я не рисовал себя разгуливающим по Малеско в красном облегающем комбинезоне, но чаще носил львиную шкуру, как Тарзан, а бывало, даже доспехи неустрашимого марсианского воина, похожего на Джона Картера.
Больше того — я выучил язык жителей Малеско, который, конечно, придумал дядюшка Джим. Его голова не знала покоя, и рассказы о Малеско хлынули на меня в те месяцы, что он провел у нас, выздоравливая от какой-то болезни. Дядюшка составил даже словарь этого языка. Мы вместе сделали что-то вроде букваря и часто болтали на языке Малеско (кстати, довольно бойко), но вскоре дядя поправился и снова исчез.
Я сидел в своей квартире, вглядываясь в неясные, дрожащие очертания радужно-красного купола на стене; за ним виднелось что-то похожее на крыши, подсвеченные закатом. Я понимал, что скорее всего они существуют только в моем воображении и на самом деле я вижу лишь красное пятно, какое появляется перед глазами, если сильно их потереть, а все остальное воображению подсказывают истории дядюшки Джима о Малеско.
Его рассказы давным-давно ушли в глубины моей памяти, но иногда еще всплывал в воображении город, озаренный малиновым закатом, и огромный купол в центре него, отражающий свет от… Была ли это вода? Может — море? Или…
В дверь позвонили.
— Эдди! — громко позвал голос Лорны. — Эдди, впусти меня на минуточку!
Я знал, что если не открою, то она будет колотить в дверь и орать, пока не поднимет соседей. Я встал и осторожно обошел красное расплывшееся пятно, этот чистейший плод моего воображения, повисший между мной и стеной с картиной Руссо. «Странно, — подумал я, — что не расплываются очертания двери, коридора или, скажем, смазливое личико вошедшей Лорны».
— Я ждала тебя, Эдди, — с упреком сказала она, поспешно проскальзывая внутрь, пока я не успел передумать. — Почему ты не пришел? Мне очень нужно тебя видеть. У меня появилась идея. Слушай, а что, если я научусь танцевать? Это поможет? Я разработала тут свой выход и хотела, чтобы ты…
— Выпей виски, — устало сказал я. — Давай об этом потом, Лорна. У меня болит голова и что-то с глазами: все расплывается.
— …посмотрел, я мигом тебе покажу, — продолжала она сразу за мной. Это был один из ее излюбленных приемов.
Не очень прислушиваясь к ее болтовне, я последовал за ней в гостиную, в надежде, что она скоро уберется. Цыган на картине Руссо уже вернулся на прежнее место. Это ободряло. Красное пятно, превращенное моим воображением в вид сказочного Малеско, тоже исчезло. Я опустился в кресло, глотнул виски и угрюмо уставился на Лорну.
Не помню, что она там говорила. Девять десятых я пропустил мимо ушей. Налив себе виски, Лорна забралась, словно девчонка, на подлокотник кресла и, изящно поводя бокалом, болтала о том, как я помогу ей стать великой танцовщицей, если, конечно, замолвлю словечко нужному человеку.
Все это я уже слышал. Я зевнул, разглядывая лед в своем стакане, допил остатки виски и поднял глаза на стену напротив.
На этот раз увиденное показалось мне явной галлюцинацией. На месте картины Руссо находилось нечто совсем другое — передо мной был экран с цветным, стереоскопическим изображением.
На сей раз я видел все отчетливо. Это уже не могло быть игрой воображения. Это был Малеско, такой, каким описывал его дядюшка Джим. Один угол экрана пересекала черная полоса, похожая на чугунную ленту. И под этой полосой, где-то далеко-далеко, виднелся город, озаренный закатом.
Купола, возвышающиеся колонны, сверкающий шар, колышущийся, словно вода в гигантской прозрачной сфере, — все трепетало, и даже поддерживающие сферу своды арок, казалось, вот-вот унесутся ввысь. И все это хитросплетение арок, сводов, куполов горело огнем отраженного света. «Радужно-красный город, старый, как мир».
— Эдди, ну посмотри же на меня!
Я не шевельнулся. Это напоминало гипноз: невозможно было отвести глаза от этого невероятного видения. И еще я понял, что Лорна ничего не видит, иначе ее выдал бы голос.
Вероятно, она и не может ничего видеть. Возможно, я повредился в рассудке. А может быть, она просто не смотрела в ту сторону.
Лорна лепетала что-то насчет того, что сейчас снимет туфли и покажет мне танец, а затем я услышал, как бы издалека, топот босых ног по полу. Я понял, что мне пора протереть глаза и постараться прогнать видение прочь.
— Эдди, посмотри на меня! — настаивала Лорна.
— Хорошо, хорошо, — сказал я не глядя. — Прекрасно!
Я потер глаза.
И тут раздался крик Лорны.
Я вскинул голову и похолодел: она исчезла. Осталась лишь картина закатного города, с колышущейся гигантской сферой и черной полосой на переднем плане. Все изображение трепетало.
