- Что, не растет? Или сажать невыгодно?
- Кое-кому очень даже выгодно, - поморщился представительного вида мужчина в папахе.
- Кому выгодно? - закричал затрапезный мужичонка с полным ртом стальных зубов. - Вон - распахали все! Скотину держать негде! Огороды урезали - а чем кормиться прикажешь? Вату жевать? Кому твой хлопок нужен?
- Студентам, - вставил зажатый между ними на заднем сиденье паренек. Все рассмеялись.
- Вот-вот! - подтвердил мужичонка. - Пацанам из ремесленного. Их сюда осенью свозят видимо-невидимо. А толку ни на грош. Любая наша баба в три раза больше набирает.
- А мужчины? - спросил Сейран. Опять рассмеялись. Визгливо, с надрывом, будто услышав смачный анекдот.
- Ты что? Не понимаешь? - постанывая, спросил мужчина в папахе. Мужчины у нас этим не занимаются. Мужчина должен деньги делать. Деньги, понимаешь? Не сто, не двести, не триста - кусок, два, три в месяц - вот тогда он настоящий мужчина. Ты понял, "земляк"?
Сейран молча кивнул. Он не любил и побаивался людей подобного сорта: наглых, сытых, крепко стоящих на своем клочке земли, непоколебимо уверенных в своем праве на обогащение за счет окружающих.
Машина въезжала в крохотный городишко, который, казалось, тужился, пытаясь придать себе респектабельности. Многие дома были выложены каменной плиткой, окружены цветниками, огороженными изящными коваными оградками. На иных зданиях красовались алюминиевые панели и металлические оконные переплеты, нелепо выделяясь на фоне крашенных розовой известкой стен и синих и зеленых жестяных островерхих крыш. С придорожных щитов улыбались волоокие красавицы, вздымая на газельих плечах и лебединых шеях горы фруктов и приглашая посетить курорт, славящийся своими грязями с доисторических времен.
Одно время здесь поправляли здоровье именитые вельможи. И на память об их пребывании остались несколько приземистых массивных зданий с дорическими колоннами и помпезными завитушками на фасадах.
Его зачем-то обманули. Может быть, в отместку за наивность и незнание жизни. И шофер, остановивший машину у какого-то барьерчика и заявивший, что далее, в целях сохранности чистого воздуха, проезд строго воспрещен. И попутчики, убедившие Сейрана не скупиться и выложить за получасовую поездку десять рублей - . больше, чем за ночь поездом.
Он вытащил свой громоздкий чемодан из багажника и поплелся через кусты, увязая ботинками в жирной февральской грязи. Весь вымазанный, изрядно поплутав, добрался он до массивного розового корпуса с ядовито-синей крышей - санатория, в котором он должен был провести двадцать дней.
В следующие полтора часа Сейран со стаей курортников, приехавших тем же поездом, бродил между корпусами, разыскивая регистратуру, старшую сестру, сестру-хозяйку, пока сердобольная нянечка не растолковала, что рабочий день в санатории начинается в одиннадцать, в десять, в лучшем случае в половине десятого, но ни в коем случае не с восьми утра. А взмыленным отдыхающим она посоветовала не скандалить, а преспокойно пойти позавтракать.
Стоит ли лишний раз писать о санаторной кухне, вырывая кусок хлеба изо ртов бойких газетных фельетонистов? Думаю, им за долгие годы также изрядно опротивела эта тема. Да и место ли в фантастическом произведении куску холодной манной каши, облитой пресным киселем, что в столовских меню гордо именуется "пудингом"? И пристало ли герою, осуществившему Контакт, утолять голод котлетой, внешне и внутренне походящей на кусок гранита? И много ли невероятного в этом нескладном ширококостном парне с большой стриженой головой? Любой из нас, пройдя мимо, не обернулся бы вслед ему, а обернувшись, пожал бы плечами и пошел бы своей дорогой. Мало ли по свету бродит чудаков со взглядом, устремленным в небытие, беззвучно шевелящимися губами и угловатой, неровной походкой. И никому из нас не дано постичь мысли и образы, рождающиеся в чужой черепной коробке - мы и в собственных-то затрудняемся разобраться.
ИМ тоже было сложно сделать это. Но ОНИ старались.
Сейран вышел на улицу, усаженную веселыми, мохнатыми елочками. Кое-где они сохранили еще подушечки сероватого рыхлого снега. Февраль в этих местах теплый. Ни ветерка. Но небо плотно забрано туманной пленкой, сквозь которую с трудом пробивается мутное пятно солнца.
Сейран вздохнул полной грудью, так, что затрещало под ложечкой, сунул руки в карманы пальто и подумал, что здесь и в самом деле хорошо дышится. И вообще. Все хорошо. И поздравил себя с прибытием.
В нумерации комнат Сейран совершенно запутался. Он долго стоял в узеньком коридоре и озирался, силясь постичь логику, которая побудила администрацию повесить на дверях по правую сторону коридора номерки, начинающиеся с 300 по нисходящей, а по левую - с 200 в обратной последовательности.
- Ну, что вы тут встали, мужчина, ни пройти, ни проехать!? - раздался возмущенный голос за его спиной.
Растерянно обернувшись, Сейран увидел, что стал причиной невольной пробки в коридоре. Он посторонился, подхватив свой громоздкий чемодан, и неожиданно за плечом услышал слабый, сдавленный писк.
Маленькая белокурая женщина лет тридцати с небольшим, в рыжем меховом полушубке, поморщилась и сказала:
- Вы - что? С ума сошли - так пихаться!
- Простите, - сказал Сейран. - Вам очень больно?
- Еще бы, так чемоданом заехали. У вас там что? Камни?
- Нет. Книги.
Она фыркнула и сказала с легким пренебрежением:
- "Читатель"!
И ушла.
А Сейран посмотрел ей вслед и... невольно залюбовался ее легкой, летящей, будто танцующей походкой. Проходивший мимо мужчина отпустил какую-то шутку, и она ответила легким серебристым смешком, от которого сердце Сейрана болезненно-сладостно сжалось.
- Владимир! - сиплым басом представился сосед по комнате.
Был он тощ и морщинист. На его изможденном красном лице сильно выделялся длинный нос и большие оттопыренные уши.
- Сир... Серега, значит? Не обидишься, если я тебя Серегой звать буду? - спросил он. - А то до тебя тут тоже Серега жил. Уж мы с ним погужевали... - он мечтательно вздохнул и, состроив выразительную мину, осведомился: - Ты как насчет того, а?
- - Да нет, спасибо, - Сейран отвел глаза. Ему отчего-то стало неловко.
- Ну, тебя не поймешь. Чи - да, чи - ни... а мабуть трошки, а?! подмигнул сосед, хитро улыбаясь.
- Ну... не с утра же.
- А чего? - Владимир удивился. - Можно и с утра. Кто нам запретит? Мы вольные люди, хоть наш бронепоезд сошел, извиняюсь, с путей. Я зараз сбегаю. В этом, извиняюсь, безалкогольном городе пивнари все порушили, за вином - три часа в деревню ехать надоть, в ресторанах одна шампань, зато водкой - в каждой чайной - хоть залейся!
- Не стоит, - сев на кровати, Сейрап принялся разбирать чемодан и раскладывать вещи.