— Подходи, германский народ! Послушай, о чём расскажут барды! Торопись!
— Медовуха! Сладкая медовуха! Всего три талера за кружку!
— Только в нашем шатре, о чужеземец, тебя ждут все ароматы Аравии…
— Дорогу глашатаю герцога! Дорогу!
— …А в прошлом году барон фон Ферцаузен сломал копьё о грудь маркграфа остфризского и чуть не выбил его из седла, ха-ха…
— Rex in aeternu-u-um vi-i-ive-e-e [1]…
— Убери свои грязные лапы от моего окорока…
Огромный луг рядом со старой крепостью пестрел шатрами и палатками. Полосатые шесты гордо несли на себе реющие флаги. Аромат благовоний смешивался с угольным дымом, сочащимся из многочисленных кузнечных лавок, а запах пролитого пива неплохо гармонировал с душком конского навоза. По растоптанным до глиняного месива дорожкам проходили, решительно чавкая грязью, группы рыцарей в полном вооружении — рыночная стража. Палаточный городок кишел разнообразным людом — от вороватых замызганных нищих, клянчивших мелочь у покупателей и неукоснительно получавших тычки от лавочников, до элегантных дам в парчовых платьях, брезгливо приподнимавших подолы, чтобы не замарать их грязью и навозом. В центре, на полянке, изрыгали языки пламени, пели, кувыркались и всячески скоморошили балаганных дел мастера. У рощи, на окраине торжища, упражнялись лучники и арбалетчики, которые со вкусом всаживали стрелы в толстые деревянные чурбаны. За переносной кафедрой, едва не высунув язык от напряжения, трудился каллиграф, выписывая тушью на папирусе и пергаменте разные мудрые изречения. На перекрёстках горели костры, где жарились румяные поросята, насаженные на вертел, булькали котлы с похлёбкой и шкворчали всевозможные колбасы. Чад от жареного мяса поднимался к небесам.
Разобравшись в шатровых лабиринтах и несколько раз ускользнув от настырных зазывал, я добрался до турнирной площадки. Отто уже ждал меня, сидя на грубо сколоченной лавке за огромным столом, на котором возвышалась груда оружия и рыцарских лат. Одет он был в помятую кирасу, на ногах тускло блестели железные наколенники, руки в чешуйчатых перчатках решительно сжимали рукоять длинного меча, воткнутого прямо в землю, а из-под забрала озорно сверкала широченная ухмылка.
— Привет, старик! — весело сказал Отто по-русски со своим непередаваемым акцентом. — Ну вот, надевай это!
Я помахал ему рукой и стал осматривать разложенные на столе доспехи.
— Ты глупый свинья-собака [2]! — жизнерадостно продолжал Отто на том же якобы русском языке. — Ты опоздал! Ну вот, что это такое?
— Да, я опоздал, пардон. Что, за это время решилась судьба мира?
— Ну что ты, — завозился Отто на своей скамье. — Мир — штука стабильная, его так быстро не перевернёшь…
— Стало быть, Архимед нам больше не указ? — спросил я, влезая в длинную кольчугу.
— А тебе, кстати, известно, что если бы Архимед действительно попытался перевернуть земной шар, то ему понадобился бы рычаг длиной не менее…
— Сто-о-оп! Только не пичкай меня числами, я как раз сегодня статью про экономический кризис писал, — сказал я, напяливая конический шлем с переносьем.
— От цифр уже ум за разум зашёл, выходить теперь отказывается. Сказал, завтра вернётся. А почему я твою машину у входа не видел?
— Да я её Светке отдал, пусть пользуется, — заявил Бауэрнштайн и выдернул меч из земли. — Мне она сейчас всё равно не нужна. Я имею в виду машину, а не Светку. Ну, как жизнь? Как работа?
— Жуть с ружьём и в шляпе…. Нормально, я хотел сказать. Ответь-ка честно, ты мне друг или учёный, в разной химии мочёный?
И без того длинная физиономия Отто вытянулась до возможных пределов.
— Вроде друг… — осторожно ответил он.
— А ты к чему это вообще?
— Ну, коли друг, — торжественно заключил я и взял тяжёлый боевой топор, — да ещё не вдруг, то ты немедленно объяснишь, зачем меня вызвал, о великий биолог Бауэрнштайн!
— Какой я тебе великий? — слегка раздражился Отто и поднял изрядно побитый щит с мальтийским крестом. — Я что, Дарвин? Кювье?
— Да ладно, не скромничай! Как там в фильме «Собачье сердце» говорится? Герои Уэллса по сравнению с вами просто вздор…
— От Уэллса слышу. И вообще, не дёргай меня перед поединком. Сам знаешь — чревато.
К ристалищу постепенно стали подтягиваться зеваки. Я надел на левую руку маленький лёгкий щит, не мешающий держать топор обеими руками, и посмотрел на Отто. Мой приятель уже отошёл в центр турнирной площадки и стоял, поигрывая мечом. Улыбка сошла с его лица. Впрочем, так бывало всегда. Отто весьма серьёзно относился к любым дуэлям — хоть на бильярде, хоть на рыцарском турнире, хоть в интернетном форуме.
— Ты уснёшь надолго, журналист, — угрюмо сказал он и начертил мечом на земле размашистую кривую. — За этой чертой тебя ждёт смерть!
— Если хочешь быть здоров, защищайся! — рявкнул я и шагнул на площадку. — Отто из рода Бауэрнштайнов, я имею честь напасть на вас!
С этими словами я взмахнул топором и со свирепым воплем ринулся на Отто. Но тот ловко уклонился и, развернувшись, плашмя грохнул мне мечом по лопаткам, заставив упасть на четвереньки. Зрители зааплодировали.
— Удар! — гаркнул он, отскочив.
— Удар, не отрицаю, — признал я, тяжело вставая и поднимая топор. — Давай теперь ты.
Отто перехватил меч поудобнее и, попрыгав на месте, замахнулся.
— Кстати, — крикнул я ему, — как там твои инфузории?
Вопрос возымел действие. Отто замешкался, и я с наслаждением влепил ему прямо в солнечное сплетение. Бауэрнштайн охнул и отшатнулся. На кирасе появилась глубокая вмятина, а публика выдохнула уважительное «О-о-о!». Из палатки, украшенной львами и единорогами, выскочил владелец доспехов:
— Эй вы! — заорал он. — Вы что, озверели? А чинить кто будет?
— Спокойно! — ответил Отто, слегка задыхаясь. — Одной вмятиной больше, одной меньше. Если есть претензии — позвоните в мою страховку. А латы надо хоть иногда выправлять за свой счёт!
Кузнец пробормотал что-то невнятное в адрес заезжих дворян, обирающих простых ремесленников, и снова нырнул под полог, а Отто повернулся ко мне.
— Не беспокойся, — сказал он, пытаясь вытереть пот железной перчаткой, — его нагрудник цел венецианский, а если что — страховочка заплатит. Продолжаем. Ваш удар, сударь.
И Отто снова поднял оружие.
— Скажи мне, о юноша, с чего ты взял, что речь пойдёт об инфузориях? — спросил он и встал в оборонительную позицию.
Я переложил топор в другую руку и начал медленно обходить соперника по кругу:
