Если мы взглянем теперь на географическую карту, то обнаружим, что лишь один советский ключевой город — Ленинград — расположен на море, в то время как четыре из пяти перечисленных американских городов — Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон и Лос-Анджелес — находятся на морском побережье или вблизи моря. (Даже к Чикаго есть доступ водным путем, через пролив Святого Лаврентия.) Таким образом, в случае нападения с моря, мы по меньшей мере в четыре раза уязвимее Советского Союза. Если принять во внимание, что лошадей у них больше, чем у нас, станет очевидной вся опасность нашего отставания в кавалерии в случае конфликта на море.
Если будет решено лошадей доставлять морем, то осуществляться это будет либо с помощью надводных судов, либо за счет использования подводных лодок. Мы можем, как мне кажется, исключить применение надводных судов, поскольку подводные корабли имеют преимущество в виде скрытности маневра. Если бы лошадей перевозили на палубах надводных судов, их легко бы обнаружили наши спутники-шпионы. Таким образом, если Советы планируют внезапный кавалерийский налет на США с моря, они почти наверняка прибегнут к использованию подводных лодок и начнут строительство большого подводного флота. Как выясняется, этим-то они и занимаются. Советский Союз имеет сейчас четыреста один подводный корабль, в то время как у Соединенных Штатов их только сто пятьдесят два7.
Существует ли какая-либо надежда преодолеть отсутствие паритета между нашей военной мощью и мощью Советов, обусловленное нашей повышенной уязвимостью? По моему мнению, такая надежда существует. Однако достигнуть желаемого можно исключительно за счет создания более мощной ударной группировки, сводящей на нет неуязвимость противника, Иными словами, требуется в четыре раза больше лошадей, во столько же раз больше обученных всадников и в четыре раза больше транспортных подводных лодок для переброски кавалерии. В отношении одних только субмарин это означает, что, раз Советы имеют четыреста одну пригодную лодку, нам необходимо иметь тысячу шестьсот четыре. Принимая во внимание то, что число наших подводных кораблей составляет всего сто пятьдесят два, нам нужно построить дополнительно тысячу четыреста пятьдесят две субмарины для обеспечения доставки кавалерии и эффективной обороны.
Существует настоятельная необходимость тотчас начать преодоление этого отставания. Министерство обороны США должно немедленно поставить конгресс в известность о серьезности существующей угрозы и потребовать, чтобы он проголосовал за необходимые кредиты. Некоторые деятели, однако, высказали мнение, что русская морская кавалерия не представляет собой реальной угрозы. Возможно, стоит прислушаться к мнению командующего подводными силами США, имеющего богатый военный опыт, который уверял автора данного доклада, что субмарина, перевозящая лошадей, будет, по его словам, просто… вонючей конюшней.
Все началось однажды вечером за ужином с разговора между папой и мамой, а до этого никто из нас и не подозревал о планах папы, которые он вынашивал целых пятнадцать лет. Но даже знай мы заранее о давнишних папиных планах, вряд ли, как мне кажется, все сложилось бы хоть чуточку удачнее.
Сам я за ужином размышлял о своей работе, а также о том, откуда у других детей, с которыми я прежде ходил в школу, берется новая, модная одежда. Мои младшие братья-близнецы тем временем кидались консервированным горошком и норовили перепачкать друг дружку картофельным пюре с подливкой. Словом, каждый из нас был занят своим делом и не смотрел по сторонам, пока папа вдруг не сказал:
— Представь себе, Лилиан, что в нашем доме живет Леонардо да Винчи. — Он произнес: “Лей-он-аррр-ддддо да Ви-ин-чи-и”. — И рассказывает мне о шедеврах Ренессанса! А я — я знакомлю его с чудесами современной цивилизации!
Для уборщика папа выражался слишком уж высокопарно. Работал он в колледже, на другом конце нашего городка (там он официально числился в составе “технического персонала”), и, как я догадывался, заработок у него был более чем скромный. В прошлом году, когда мне исполнилось шестнадцать, он взял меня из школы и устроил на работу, дабы я помогал семье. Теперь у меня не было времени общаться со сверстниками, поскольку я мог бывать в школе разве что ночью. Папиного заработка и денег, которые приносил домой я сам, едва хватало, чтобы сводить концы с концами, но это не мешало папе строить грандиозные планы.
Мама произнесла привычным тоном что-то вроде:
— Давай я добавлю тебе масла в горошек…
Но по голосу ее я понял, что она заинтригована, к тому же у нее было такое выражение лица, будто она хотела предупредить папу: “Не говори при детях!”
И точно, после десерта она отправила близнецов гулять, мне же удалось остаться только потому, что я упорно не двигался с места. Тогда-то папа и начал рассказывать.
— Поверишь ли, Лилиан, — обратился он к маме, — я мечтаю об этом с тех самых пор, как солдатом попал в Италию. Если б только ты могла увидеть уникальные фрески, полотна, рукописи этого человека… чертежи военных машин, орудия… Какую я мог бы написать книгу! — Он ласково погладил маму по руке и продолжал: — Спасибо, что ты позволила мне отложить немного денег. Это даст мне возможность увидеть Леонардо…
Я сидел за столом и пытался понять, о чем идет речь. Потом в конце концов решил, что папа, должно быть, собирается посетить могилу Леонардо.
Но тут папа сказал:
— Представь себе, я разговариваю с ним и вижу его, ну, прямо как тебя сейчас…
Потом родители заговорили о той машине, которую папа давным-давно собирал в комнате на втором этаже. Оказывается, раньше он уже построил одну машину вроде нынешней, которую изобрел, когда еще служил в Италии. Возвращаясь в Штаты, он сошел с поезда в Клу, во Франции, где да Винчи умер и погребен, и установил там свою машину в укромном месте, предварительно настроив ее на тысяча пятьсот девятнадцатый год. Когда же папа вернулся домой, он потратил пятнадцать лет жизни и все наши сбережения на постройку другой машины, которая каким-то образом взаимодействовала с первой. С помощью новой машины папа мог направить первую машину, куда и когда ему заблагорассудится.
— Дезинтеграция и воссоздание материи, — сказал папа, беря меня за руку. — Прости, Моди, я не должен был заставлять тебя работать, но уже сегодня вечером ты увидишь результаты этого самопожертвования…
Папины глаза засверкали, он энергично развел руки в стороны, смахнув при этом с буфета светло-синий кофейник. Тот грохнулся на пол, но папа ничего не заметил.
