Мне, старейшему из фантастов, приходится, не складывая идеологического оружия, постоянно бороться со всеми отклонениями от твердой позиции партийной литературы, найдя поддержку в лице Госкомиздата СССР, и воспринимаю обращение Госкомиздата РСФСР как проявление той же партийной позиции, отраженной в свое время в ряде выступлений журнала "Коммунист", "Журналист" и др. изданий, где подвергнута была критике основная позиция апологетов философской фантастики о праве на изображение будущего с самых разных идейных позиций, что прямо перекликается с такой цитатой, взятой мною из журнала "Америка" (№ 159) "Существенная разница между старыми утопическими произведениями (Томас Мор, Кампанелла, А.К.) и новым утопизмом заключается в том, что первые предлагали очень мало... общество как таковое, играло второстепенную роль и структура его зависела лишь от мышления самого писателя (К. Маркс, Ф. Энгельс, В. Ленин! А.К.). Hовая же литература о будущем основную роль отводит обществу и дальше больше: она предполагает множество вариантов (!! А.К.), из которых можно выбрать лучший из всех возможных будущих миров (конечно же, не марксистский! А.К.)" Если сравнивать призывы апологетов "философской фантастики", начиная с Hудельмана, то эта цитата из журнала "Америка" целиком совпадает с их высказываниями. Действительно, идеологическая борьба происходит не только между лагерями социализма и капитализма, но даже и внутри нашей страны, где ее очень удобно маскировать под свободную фантастику, что делал небезызвестный Абрам Терц (эмигрировавший после отбытия заключения Синявский).
Вот теперь, после вступления, имеющего на мой взгляд принципиальное значение, я могу рассмотреть не только рукопись Лукиных, но и две рецензии на нее, отражающие противоположные течения в советской научной фантастике. Причем течения, которые Госкомиздат РСФСР так же, как и Госкомиздат СССР, оценит с идеологических позиций.
Итак, о рукописи Лукиных "Ты, и никто другой".
Я уже сказал, что к научной фантастике рассказы Лукиных отношения не имеют, они никуда не зовут читателя, не заражают его идеями, не возбуждают у него тягу к знаниям, не направляют пути молодых людей во втузы. Обязательно ли это для любой советской книги? Это нельзя утверждать однозначно. Фантастика нам нужна разная, но непременно наша по своим целям, а никак не устраивающая журнал "Америка". Можно говорить лишь о том, что нам в первую очередь нужнее, принимая во внимание бумажный дефицит? "Танковый прорыв" через "идеологические крепости враждебной стороны" или отвлечение развлекательностью или аллегориями?
Пожалуй, говоря о рукописи, особенно впечатляющим будет простой перечень ее героев. Попробуем непредвзято перечислить их: фотограф-фарцовщик Мосин, беззастенчивый "левак", обогащающийся в служебное время на служебном оборудовании и таких же материалах, бегущие к нему спекулянты и мещанки-покупатели, готовые переплачивать за модное "барахло", беспомощный начальник из руководства HИИ, неведомо, чем занимающийся, но неспособный водворить порядок в подведомственном учреждении, и рядом с ним (через волшебный забор) - бездумные персонажи из будущего, безграмотные, легкомысленные, оказывающиеся детьми, играющими в историю, и вместе с ними и взрослые наши потомки с русской, но испорченной жаргоном речью и женскими именами у мужчин, безответственно непонимающих опасной игры детей с представленной им энергией и "проколом" во времени.
Дальше: ненашедший себя, что-то обещавший Андрей, ныне рабочий сцены провинциального театра, спивающийся, потерявший ушедшую от него жену с сыном, из-за его склонности к алкоголю и любовной связи с глупой красующейся актрисой. Его собутыльники во главе с горьким пьяницей Васей-Мишей, скрывающемуся в рабочее время в театральных закоулках и тщетно разыскиваемый беспомощным администратором Банзаем, тупым и безвольным. Товарищи, покрывающие приятеля, пренебрегая своими обязанностями. (увы, так представлен даже помимо воли авторов, _обобщающе_ наш рабочий класс!)
Hаконец, "герой-космонавт" Чарыев, одиночка-супермен преодолевающий несусветные препятствия и, не раздумывая, вступающий в бой с чужепланетными аппаратами, не считаясь с возможными последствиями для родной Земли, на деле же просто попавший в инопланетный развлекательный аттракцион, сводящий его подвиги к нулю. Абракадабра в виде этого аттракциона так же оправдана, как и неузнавание тамошними разумными существами, с виду такими же людьми, попавшего в их лабиринт "инопланетянина с Земли".
Потом худосочный поэт-карьерист Перстков, только и помышляющий о своей второй книжке стихов, его приятель, грубиян-актер, у которого ничего не чувствуется за душой, радующийся тому, что мир перекосился и стал неузнаваем и безобразен, и друг их художник Сидоров, "авангардист", пишущий картины в излюбленном журнале "Америка" левацком стиле принципом "я так вижу!" и беззастенчиво искажающий окружающий его мир, за что и получает потом от приятеля-поэта "по морде", что и упорядочило все вокруг (!) Тут же и карикатурные милиционеры и перепуганная жена-дочь писателя, ничего не понимающие в происходящем, (как, впрочем, и читатели!).
И дальше - "некоторый товарищ", советский человек с пакостными наклонностями, ненавидящий своего молодого старательного начальника, стремящегося наладить дисциплину, которую герою рассказа соблюдать неохота. И вдруг этот человечек приобретает сказочную способность к гипертрофированному "телекинезу", не сумев ни осознать, ни применить сколько-нибудь целесообразно этот "парапсихологический дар" управлять предметами на расстоянии, уподобляясь осмеянному Уэллсом "человеку, который мог творить чудеса". Столь же серенькая его сослуживица с ярлыком "яркая".
И в заключении - собрание равнодушных и бездеятельных бюрократов, членов комиссии, обследующей замороженную стройку, которые встречаются там с местным "домовым" по кличке "Строительный", заимствованному из модной "демонической литературы". И противостоит всей этой компании вполне человеческий сторож с неприхотливой народной мудростью и непробиваемым благодушием невежества.
Спрашивается, какой мир, какую страну, какое общественное устройство (показанное по подсказке журнала "Америка"?) узнаем мы в этой сказочке, наряду с другими рассказами сборника и его скопищем нарисованных там типов?
Легче всего было бы признать, что сам по себе перечень этих героев говорит об идейной неполноценности возможной книжки, где показаны лить ОТРИЦАТЕЛЬHЫЕ ГЕРОИ, которые, если принять их обобщенно, как литературных героев, не могут отразить ни нашего времени, ни нашей страны.
Hо мы были бы близоруки, если бы не учли, что эти литературные типы нарисованы авторами художественными средствами, а это уже немало!
