Фао приоткрыл веки и в пяти шагах справа увидел духов — высокие каменные изваяния, выточенные ветрами, отшлифованные свистящими ливнями… Колдун встал и обратился к Хоро — великому охотнику, покровителю племени. Гранитный столб и в самом деле напоминал гигантского охотника, навечно застывшего в выжидательной позе.
— Великий Хоро! — воскликнул колдун.
И сразу же замолк — до того неприятен был ему собственный голос. Какой-то тонкий, писклявый, похожий на визг шакала. Ленивый Фао прокашлялся, воздел обе руки вверх и еще раз обратился к гранитному исполину:
— Великий Хоро! Пошли нам Большого оленя! Пошли нам Большого оленя! Где они? Где стадо лосей?
Великий Хоро безмолвствовал. Раньше, много лет назад, тот давний Фао бегал вокруг костра и плясал до тех пор, пока голова не начинала кружиться, пока глаза не заволакивал темный, искрящийся туман. И тогда, казалось, духи что-то шептали, подсказывали, где пасутся лошади, где пробегают стада бизонов и оленей.
Но сейчас Фао как-то сразу обмяк и устало опустился на прежнее место. Почесав спину о ствол березы, он откинул голову назад и закрыл глаза. Так он продремал до полудня, изредка подсовывая ветки в костер.
Когда Огненный Еж поднялся на середину неба, Фао очнулся, навалил в костер побольше веток и поспешил к стойбищу. Не желание возвестить волю духов, а голод гнал его.
Спускался с горы тропкой, протоптанной колдуном за многие годы. Выбравшись из зарослей кустарника и молодого березняка, Фао увидел дымы стойбища и за- медлил шаги, тоскливо предчувствуя, что встреча с людьми будет не из приятных. Доверие соплеменников колдун давно потерял.
У берега реки Ленивый Фао в задумчивости остановился, а потом медленно побрел к стойбищу. Навстречу кто-то шел. Колдун горделиво выставил вперед плечо: в племени уважали раны, полученные на охоте или в борьбе с хищниками. Но тут же поспешно прикрыл шрам шкурой — в проходившем он узнал Хромого Гуна, своего извечного врага.
Как и Фао, в юности Гун был ранен. Его сломанная нога плохо срослась, и с тех пор Гун сильно хромал. Ранами своими он не очень гордился, колдуна же ни во что не ставил. И Фао отвечал взаимностью. Уже давно никто из них не уступает друг другу дорогу.
Колдун и Хромой Гун медленно сближались. Наконец сошлись и встали, как два медведя на одной тропинке. Они топтались на месте и кидали друг на друга взгляды, полные глухих угроз. И вдруг Гун, заворчав, отошел в сторону. Впервые уступил дорогу.
Ленивый Фао входил в стойбище, слегка приободрившись, с чувством одержанной победы. Вот и его землянка. Только бы успеть нырнуть в нее, закрыться пологом из оленьей шкуры. Там он в безопасности — никто не посмеет войти в жилище колдуна.
Но толпа уже окружила Фао. Люди кричали, размахивали руками. Колдун выставил свое обнаженное плечо с глубоким шрамом, и толпа притихла. Но скоро град упреков, гневных восклицаний и ругательств обрушился на него с новой силой.
Особенно неистовствовали женщины.
— Наши дети голодают! — крикнула молодая Хана, протягивая на руках своего младенца.
— Наши охотники приходят с пустыми руками!
— Твои духи не помогают! Где твои духи?!
Пытаясь оправдаться, колдун поднял вверх правую руку и сиплым голосом, но с достоинством произнес:
— Мои духи молчат.
— Они у тебя всегда молчат! — яростно крикнула Гура.
Колдун съежился. Он опасался этой горластой женщины с крепкими, как ветви дуба, кулаками. Гура подступила, готовая вцепиться в бороду колдуна.
— Мои духи сердятся! — взвизгнул Фао.
Толпа стихла и отступила. Гнева духов все люди племени боялись.
«Кажется, теперь можно отдохнуть», — обрадовался Фао и сел на камень, который врос в землю рядом с его жилищем. Сзади, как и на Горе Духов, росла береза. Фао прислонился к стволу и почесал спину. На его крупном морщинистом лице изобразилось блаженство. И никто не мог догадаться, что колдун взволнован.
Да, он волновался, побаиваясь предстоящего небольшого события. Никто, никакие духи не могут предот-вратить его. Кто это сказал? Колдуну хотелось вспомнить давно забытые слова. Или вообще думать о чемнибудь постороннем, чтобы взять себя в руки, успокоить нервы.
Странный, очень странный колдун у племени лагуров… А может быть, уже что-то знают, догадываются? Фао осторожно взглянул на толпу и успокоился. Тревожиться нет оснований: люди видят его таким, каким он был и год, и два, и много лет назад.
Женщины и дети смотрели на колдуна молча, лишь изредка тихо переговаривались. Но тут снова (колдун знал об этом заранее) вперед выступила сварливая и злая на язык Гура.
— Твои духи не сердятся! Они спят! Ты спишь, и твои духи спят!
«Ну и зануда», — поморщился Фао и с внутренней усмешкой подумал, до чего непривычно здесь само слово «зануда». Оно появится потом, много веков спустя…
И снова взгляд колдуна погрузился в сумеречные дали грядущих столетий, снова пытался вспомнить он давно угасшие в памяти слова. Грустные, обреченные слова…
Они искорками вспыхивали в тумане, гасли, снова загорались и наконец встали в стройный ряд: «Что бы ни случилось с тобой, оно предопределено тебе от века. И сплетение причин с самого начала связало твое существование с данным событием».
Но кто это сказал? Вернее, скажет? И колдун вдруг вспомнил: Марк Аврелий!
Он вздрогнул: нельзя думать о грядущем. Ни в коем случае нельзя отвлекаться от настоящего момента, чтобы случайно не нарушить, не всколыхнуть исторически устоявшуюся гармонию причин и следствий. Но мысли, непрошеные и назойливые, как комары, лезли в голову.
Да, все предопределено от века. И ничего изменить нельзя. Фао даже не мог подсказать Хане, чтобы она крепче держала ребенка. Хотел, но не мог. Он знал, что через две-три секунды младенец вывалится из рук молодой женщины и брякнется на землю. К счастью, ребенок ушибется не очень сильно, но заверещит так, что хоть уши затыкай…
Все так и случилось. Испуганная Хана подняла младенца, прижала к груди и бросилась к своей землянке. Но Фао знал, что на полдороге она обернется и нелепо погрозит кулаком. Все было известно колдуну на много дней вперед. Сегодня вечером Гура вблизи стойбища убьет старого оленя, да и охотники вернутся не с пустыми руками. И начнется в племени хмельной от сытости праздник весенней добычи…
А незадачливый колдун? Какое он будет иметь к этому отношение?
Да, лагурам не повезло — колдун у них ленив, глуп и заносчив, хотя выглядит весьма внушительно. Крупное, в глубоких морщинах лицо, почтенная белая борода, мохнатые своды бровей делали его похожим на какого-то первобытного патриарха.
