Саша шагнула вместе с ним, потому что поняла, что разжать руку, сжимающую его плечо, выше ее сил.
— Я с тобой.
— Он в одежде, — сказал Антон, разглядывая монаха. — Просто истлела вместе со всем.
Но Саша в этот момент уже с интересом разглядывала книгу. Переборов чувство ужаса и отвращения, она вытащила ее из-под руки покойника, и развернула.
— Аз есм с вами, и не кто же на ве, — с трудом прочитала она. — Старославянский, наверное.
— Церковный, — отозвался Антон. Он уже аккуратно рылся в утвари, лежащей рядом.
— Что ты делаешь? — в ужасе спросила Саша.
— Расслабься, это нормально. Все, что находишь под землей — твоя добыча. — Но там были лишь принадлежности для письма, Антон разочарованно обернулся.
Саша еще раз с благоговейным страхом взглянула на мертвеца, и мысленно извинившись перед ним, взяла книгу и сунула ее себе за пазуху.
— Тогда я возьму книгу.
— Окей, — легко согласился Антон. И, еще раз окинув взглядом келью, махнул рукой: — Валим. Я тебя подсажу снизу, а ты хватайся за край и подтягивайся. Поняла?
— Поняла, — проворчала Саша, карабкаясь по Антону, как по лестнице, наверх к свободе.
Больше они не блуждали по туннелю. Антон взял курс на ближайший выход, и уже через двадцать минут они оказались рядом с восточными воротами Лавры, на границе с парком. Когда они выбрались наружу, Саша стояла какое-то время в ступоре, не в силах поверить, что все, что с ними произошло, произошло под этими милыми садами, строениями, и этой размеренной, такой привычной жизнью.
Наверное, если бы она была Антоном, то продала бы книгу, не глядя. И все, что ее волновало бы, это не продешевила ли она. Антон уже спрашивал ее, но она сказала, что не намерена толкать книгу, а хотела бы оставить ее себе. Он только удивленно пожал плечами и больше ничего не предлагал. Каждый вечер, когда она приходила домой, она вспоминала о книге и открывала ее хотя бы на полчаса, чтобы почитать. Что странно, она ведь мало чего понимала на этом диковинном церковном наречии, но сам процесс чтения книги ее почему-то завораживал. И еще кое-что: пожалуй, все-таки именно с книгой были связаны те особенно красочные сны, которые ей снились после чтения. «Это похоже на замечательные наркотики: хочешь красочных снов? — почитай книгу на ночь.» — усмехнулась своим мыслям Саша. А потом вспомнила монаха из кельи, и ей стало как-то неловко: вдруг показалось, что она отняла эти сны у него, и теперь в его темном сыром склепе нет даже того малого, последнего утешения, что у него было. «Прости», — прошептала она, бережно держа в руках книгу.
«И жизни из чрева во чрево идешего и к свету стремяшеси…» — слова словно прорастали в ней, вились, звучали разными голосами: то старческими, то молодыми, сплетались в единое целое и распадались снова, до полной тишины. Как-то утром, сидя в ванной, она вдруг поняла, что входная дверь стала сантиметров на десять дальше, чем всегда. Это открытие повергло ее в замешательство. Она смотрела на дверь и пыталась постичь эту нежданную загадку, так примитиво и нагло проникшую в ее повседневную жизнь. Обыкновенная дверь в ванную. Саша поерзала на месте, но дверь не приближалась. И тогда ее вдруг осенило: ее «точка восприятия» сместилась на десять сантиметров назад. Это ее открытие тянуло за собой и ту очевидную теперь вещь, что воспринимает она мир не телом целиком, и не мозгом, и даже не глазами, а чем-то размером с точку, что может сместиться в пространстве по отношению к ее телу. Пораженная своим прозрением, она еще просидела так какое-то время, не шевелясь, но потом опомнилась, поняла, что уже опаздывает на работу, вскочила и побежала, сломя голову, собираться дальше.
«Только я могу встать за час до выхода, и весь его проторчать в ванной», — подумала она, взглянув на часы и снова вылетая из квартиры без завтрака. — «Откровения, да уж. Надо меньше читать эту дурацкую книгу по ночам и ложиться раньше.»
Вечером того же дня руки Саши сами потянулись к полке, на которой лежала книга. Толстый ветхий том успокаивающе лег в ее ладони, она ощутила гармонию, погружаясь в чтение очередной страницы.
Метро.
Двери захлопнулись. Саша оказалась внутри пространства вагона: на удивление, он был пуст. Она устало облокотилась о стенку возле противоположной двери и закрыла на несколько секунд глаза. В отсутствие зрительных картинок, она четче и интереснее ощутила движение поезда сквозь тоннель, его повороты и вибрации, огромную железную змею, несущуюся к свету. На следующей станции ее толкнул вошедший шатающийся небритый мужчина, тут же качнулся в сторону сидений и приземлился где-то в их районе. Она еще раз с удивлением осмотрела вагон, и убедилась, что в нем находятся считанные люди, задумалась и списала это на середину дня и близость праздников. Потом взгляд ее невольно скользнул по рекламным бордам: как всегда, где-то предлагали супер-быстрые кредиты, рядом супер-выгодные депозиты и лекарство на все случаи жизни при наличии первого или второго. Свет в вагоне привычно мигнул перед станцией, но так и не появился, вместо него зажглось аварийное освещение. Но поезд не остановился, и не тормозил, он продолжал мчаться вперед на той же скрости. И тут она заметила, что в вагоне появился еще один человек, которого, она готова была поклясться, секунду назад здесь не было. Одет он был обычно: куртка и джинсы, ничего особенного, кроме глаз: взгляд его ощущался, как прикосновение. Когда он посмотрел ей в глаза, сердце буквально ушло куда-то… нет, не в пятки, как говорят обычно — оно не успело бы туда добежать за ту короткую долю секуды, но определенно куда-то в низ живота. Отвести глаза было нереально, их магнитом притягивало к незнакомцу. Он был очень интересен, — другими словами было трудно выразить это странное ощущение, которое охватило Сашу. Незнакомец, словно бы наконец разглядев ее, двинулся вперед. Если бы стены были мягкими, Саша наверняка провалилась бы, но стенка удерживала ее на месте, не позволяя отступить ни на шаг. Он подошел к ней почти вплотную. И она инстинктивно зажмурилась, как в детстве, когда прятала голову под одеяло, чтобы избавиться от окружавших ее страхов. Но ее обоняние поймало полную гамму запахов, начиная от запаха замшевой куртки, свежей рубашки, теплой кожи и заканчивая запахом неизвестности, дать название которому она, наверное, не рискнула бы.
— Открой глаза, — спокойно сказал он.
Она открыла, он стоял прямо перед ней. Правильные благородные черты лица, которые редко встретишь в метро. Мудрые и внимательные черные глаза заглядывали в глубину ее души, заставляя почувствовать себя совершенно беззащитной. На какие-то доли секунды она замерла под его взглядом от ужаса и одновременно от нестерпимого желания сдаться, позволить быть узнанной им до конца. Отчаянное и сладкое чувство, нежное и резкое одновременно. Она инстинктивно вздрогнула и отвела взгляд.