Я, естественно, с недоверием относился ко всем незнакомцам, которые забредали в Талтезу. Октавиан Август разыскивал последних участников заговора против его отчима; а каждый знал, что в заговоре участвовал некто Сабин Юлий, личный врач Цезаря. Его следы затерялись в Кампании. И кто знает, как далеко направит поиски новый диктатор Рима? Впрочем, кроме Кассии, ни одна живая душа в Талтезе не знала, что комендантский писарь Руф когда-то звался Сабином Юлием. Но какая-нибудь нелепая случайность могла стать для меня роковой.
Об ином думал Вер. Я читал его мысли. Поговаривали, что на носу финансовая ревизия. Она беспокоила трибуна. Любопытные незнакомцы возможные шпионы управления провинции - не нравились ему еще с порога. Но предусмотрительность никогда не была его достоинством, и я не видел, чтобы он что-то собирался предпринять.
- Пусть войдет! - сказал он легионеру. Незнакомец остановился у дверей и поднял руку в римском приветствии.
- Приветствую тебя, Марк Вер, правитель цветущего города Талтезы!
Талтезе было так же далеко до города, как нам до бессмертия; так же мало мой покровитель имел прав на звание правителя; но подобная лесть была частью ритуала, которого придерживались просители.
- Меня зовут Дургал.
- Приветствую тебя, Дургал, - буркнул мой начальник, не соизволив приподняться, презрительно глядя на посетителя.
Дургал был среднего роста, несколько полноват, словом, внешность его была самой заурядной. Но его манера говорить! Такой латыни я еще нигде не слышал, хотя у Цезаря бывали собеседники со всего света. И дело не только в полном отсутствии акцента. Своеобразие было в особой монотонности речи: как будто Дургал читал текст, не понимая его содержания.
- Чего тебе? - спросил Вер.
- Я учился искусству врачевания и хочу применить свои знания. Хочу поселиться в Талтезе и посему счел нужным выразить свое почтение представителю власти, - ответил Дургал тем же монотонным голосом. - Мне говорили, необходимо соблюсти некоторые формальности. Я хотел бы как можно скорее приступить к работе. Обстоятельства того требуют - с юга надвигается эпидемия. Талтезе нужен будет врач.
- Эпидемия? Клянусь жезлом Эскулапа, я ничего не знал об этом!
Десять против одного: это шарлатан и обманщик, как большинство ему подобных и как оба врача Талтезы. Впрочем, не мне, по понятным причинам, следовало его разоблачать.
Хотя кое-что говорило и в пользу незнакомца. Прежде всего безупречная латынь. Чувствовалось, что он прибыл издалека. Значит, у него есть деньги и какие-то знания. Кроме того, любой дурак будет стороной обходить район, охваченный эпидемией. Побеседовать с ним стоит, но это будет поверхностный, ни к чему не обязывающий разговор провинциального секретаря с провинциальным лекарем. Вер сделал строгое лицо.
- Ты, конечно, знаешь - в военное время лекарь должен иметь лицензию.
Я прямо-таки прочитал его мысли, когда он так беззастенчиво лгал, он прикидывал, какая сумма перепадет от лекаря. На какое-то мгновение воцарилось молчание. Я уже злорадствовал - сейчас Дургал изобличит ложь: в Талтезе нет военного положения, потому что Рим не ведет войн. Во всяком случае, войны с галисийцами. Проводится лишь акция по наведению порядка. Но, похоже, незнакомец плохо знал римские законы.
- Это мне известно, могущественный господин, - монотонно прогудел он, вытаскивая кожаную суму из красновато-коричневого одеяния. - Я хотел уплатить как можно скорей, чтобы не нарушать закон.
- Другой разговор! Руф все оформит.
Всемогущий Юпитер! Что я должен оформлять, если по закону никакой лицензии не положено? Впрочем, можно сделать так, чтобы копия исчезла из архива, но оригинал при этом не должен стать уликой, изобличающей трибуна и секретаря как взяточников, - скоро ревизия! Вер сверкнул на меня глазами. И я составил безобидный текст, написав его в двух экземплярах.
Дургал пробежал его глазами и кивнул. Безоговорочно отсчитал и выложил на стол золотые монеты.
Я присвистнул. Такая прелесть свежей чеканки редко попадала в мои руки. Казалось, их золото сверкает ярче, чем металл обычных монет.
Я отсчитал сдачу серебряными монетами, но он отодвинул их мне. Мы посмотрели друг другу в глаза.
И мне стало страшно. Человек, по-императорски одаривший меня, смотрел с холодной отчужденностью. Во мне пробудилось воспоминание: однажды я видел уже такой взгляд - когда Брут объявил о смертном приговоре Цезарю и ждал от соучастников его утверждения. Врач? Так смотрит палач или убийца!
Под предлогом выполнения своего служебного долга я исходил все вокруг дома Дургала. И пусть говорит что угодно, но что-то он скрывает. Я чувствовал это.
Может быть, он шпик Октавиана Августа? До отдаленной Талтезы доходило мало известий о запутанных событиях во Втором триумвирате; но я знал, что не все убийцы Цезаря найдены и осуждены. Возможно, диктатор решил во все деревни направить шпионов.
На северной окраине Талтезы - откуда открывался чудесный вид на лесистые горы, лежащие на границе с Галлией, - стояла старая вилла. Поговаривали, что много лет назад там была резиденция легендарного разбойника Сертория. Причудливые изгибы судьбы Северной Испании привели усадьбу в запустение. Я знал, что Дургал дешево купил эту виллу и жил в ней с полудюжиной слуг. Чужаки редко появлялись на улице, к ним тоже было не подступиться, как и к их владельцу и господину.
У Дургала были основания для огорчений. Насколько я знал, со дня появления у него не было ни одного пациента. Богатые боялись экспериментировать и лечились у прежних лекарей; бедные думали, что врач и домовладелец возьмет слишком высокую плату. Должно было пройти время, чтобы положение изменилось.
Я воздерживался от того, чтобы расспрашивать о нем соседей. Никто, конечно, не отказался бы поделиться тем, что знает, с писарем, но с той же очевидностью меня приняли бы за осведомителя недавно созданной императорской тайной канцелярии. И после этого со мной боялись бы откровенничать. Кроме того, Дургала предупредили бы о моих расспросах, проявляя тайную солидарность, а поскольку мне было неясно, кто он и откуда, я предпочел не иметь его своим врагом. Людям в моем положении следует избегать вражды.
Я не обрадовался, увидев Дургала выходящим из дома. Его приглашение зайти к нему в гости было для меня полной неожиданностью. Отказаться я не мог. В центре атриума стояла статуя Октавиана Августа. У нас в провинции особого сходства не требуется, достаточно того, что на пьедестале выбито имя. Но пасынка Цезаря я знал - сходство было поразительное. И в Риме подобное нечасто встретишь. Иметь искусно выполненную статую - доказывать преданность властелину. Мое недоверие усилилось.
