Давным-давно Памир жил отшельником. В те времена иного разумного выхода не существовало. Капитаны Корабля редко покидают пост, особенно многообещающие капитаны его ранга.
Он сам стал причиной собственного краха, сам — и с помощью инопланетянки.
Инопланетянки, ставшей его любовницей.
Она была гейанкой, беженкой, и Памир нарушил несколько правил, помогая ей найти пристанище в самых недрах корабля. Но на поиски бросился еще один гейанец, и в итоге оба этих очень странных существа едва не погибли. Кораблю ничего не угрожало, но кое-какое важное оборудование оказалось уничтожено, так что, с трудом уладив ситуацию, Памир растворился среди населения звездолета, дожидаясь, как говорится, когда горизонт очистится.
Тысячи лет практически не изменили его статуса. Судя по слухам, Старший Штурман перестал искать беглеца. Молва утверждала, что два, три или четыре выхода с корабля зарегистрировали высадку отщепенца в различных колониальных мирах. Или что он умер какой-то мерзкой смертью. Лучшая, самая доброжелательная сплетня поместила его в малюсенькую ледяную пещерку. Мол, контрабандисты убили его и замуровали тело в стеклянной гробнице, а после веков без еды и воздуха иссохший каркас прекратил попытки исцелиться. Памир превратился в слепой разум, запертый в окаменевшем трупе, а контрабандистов в конечном счете поймали и допросили лучшие в своей области специалисты. После применения жестких мер бандиты сознались в убийстве печально известного опозоренного капитана, хотя точное место их преступления так и не было — и уже никогда не будет — установлено.
Еще несколько тысяч лет Памир провел в скитаниях, меняя дома и перекраивая лицо и имя. За этот срок он износил около семидесяти личностей, разработанных настолько детально и тщательно, чтобы вызывать доверие, и одновременно достаточно скучных, чтобы избегать излишнего внимания. По понятным причинам он считал правильным окутывать себя ореолом загадочности, позволяя соседям изобретать любые истории для объяснения пробелов в его биографии. Но все, что они сочиняли, с истиной и рядом не лежало. Машины и люди и представить не могли перипетии его жизни. Однако, несмотря на все вышеперечисленное, Памир оставался хорошим капитаном. Чувство долга заставляло его присматривать за пассажирами и кораблем. Возможно, ему суждено прожить в бегах еще веков двести, но он всегда будет предан этому грандиозному сооружению и его бесценным, практически бесчисленным обитателям.
То и дело он совершал добрые поступки.
Как, например, с теми удальцами-соседями, представителями двуногой расы, гигантами по всем меркам, оснащенными бронированными пластинами, ороговевшими локтями и коленями и высокомерием, выработанным за миллионы лет блужданий среди звезд. Но именно эта семья не обладала политическим влиянием в своих кругах, что считалось у удальцов просто неприличным. Они конфликтовали со старой Матерью Отцов, и когда Памир увидел, что происходит, он вмешался, и за шесть месяцев, действуя то хитростью, то решительностью, положил конец вражде. Мать Отцов пришла к своим противникам, пятясь задом наперед в знак полной покорности, и запричитала, моля о смерти или по крайней мере о том, чтобы семейство забыло ее преступления.
Никто не заметил участия Памира в этом предприятии. А если бы кто и уличил его, капитан поднял бы проныру на смех, а потом просто испарился бы, перебросив себя в новую личность на отдаленной авеню.
Серьезные деяния всегда требуют полной перемены жизни.
И свежего лица.
И слегка перекроенного тела.
И очередного незапоминающегося имени.
Вот так Памир и жил, придя к выводу, что это не такой уж и плохой способ существования. Судьба или какая-нибудь иная богиня одарила его чудесным предлогом, чтобы быть всегда наготове, никогда не доверять первому впечатлению, помогать тем, кто заслуживает помощи, и, когда приходит время, вновь и вновь переделывать себя.
И это время всегда приходило…
— Привет, приятель.
— И тебе привет.
— Что поделываешь вечерком, мой лучший дружище? Памир сидел возле своего гигантского глиняного горшка, слушая хор льянос вибра. Помолчав, он буркнул, сухо улыбнувшись:
— Намереваюсь прочистить потроха.
Машина расхохоталась, чуть-чуть слишком восторженно. Дом ее находился в полукилометре выше по авеню, и это жилище она делила с еще двадцатью легально-разумными ИИ, вместе бежавшими из какого-то мира. Резиновое лицо и яркие стеклянные глаза изобразили лучезарную улыбку, а счастливый голос провозгласил:
— Я учусь. Ты уже не шокируешь меня своими грязными органическими разговорами. — Машина помолчала и снова добавила: — Дружище, — присовокупив заодно и вымышленное имя мужчины.
Памир кивнул и пожал плечами.
— Славный вечерок, не так ли?
— Лучший из лучших, — бесстрастно ответил он.
Вечер на этой авеню зависел от установленного на борту времени. Машины пользовались двадцатичетырехчасовым корабельным циклом, но здесь шесть часов абсолютной тьмы чередовались с восемнадцатью часами ослепительного света. Вся эстетика сводилась к минимуму. Стены авеню были из грубого гранита, за исключением небольших пятачков, где органические арендаторы соорудили деревянные или черепичные фасады. Потолок представлял собой гладкий свод из средней твердости гиперфибры — зеркального материала, покрытого тонким налетом копоти, смазочных масел и прочих отходов. Светильники с момента создания корабля не менялись: тонкие сияющие трубки тянулись по всей длине потолка. С наступлением вечера свет не тускнел, краски не блекли, и не было заката, который залил бы все багрянцем. Сразу приходила ночь… до которой еще несколько минут, прикинул Памир. Последуют три предупреждающие вспышки, а потом — непроглядная, удушающая чернота.
Машина продолжала улыбаться, видимо желая что-то выразить. Взгляд светящихся кобальтовых глаз не отрывался от человека, сидящего возле поющих сорняков.
— Ты чего-то хочешь, — догадался Памир.
— Большого или малого. Можно ли объективно оценить собственные желания?
— А от меня тебе что нужно? Большого или малого?
— Очень малого.
— Выкладывай, — буркнул Памир.
— Есть женщина.
Памир промолчал, выжидая.
— Человеческая самка, между прочим. — Каучуковое лицо ухмыльнулось с якобы искренним восхищением. — Она наняла меня для одной услуги. А услуга эта — организовать знакомство с тобой.
— Знакомство, — равнодушно повторил Памир. И одновременно, задействовав цепь потайных звеньев, привел все системы безопасности в боевую готовность.
