Прошло некоторое время, прежде чем новое происшествие окончательно испортило мою жизнь. Это случилось на мои именины. Я всегда с нетерпением ждал этого события, ибо чудесные подарки мне готовили каждый раз родители. В тот день Папа принес небольшую коробку. Он поставил ее передо мной и торжественно сказал: "Сын, ты уже почти взрослый, скоро пойдешь в школу и время уже не будет так беззаботно проходить мимо тебя. Оно будет твоим другом и главным врагом. Союзников нужно ценить, а врагов знать!" С этими словами отец раскрыл коробку и достал позолоченные настенные часы. Когда взгляд мой упал на их маятник, на алый враждебный зрачок, я стал кричать. Я бросился вон из комнаты, но везде, казалось мне, крючковатые пальцы тянуться к моим глазам. Невыносимая боль поднялась со дна души и страх, страх заполнил ее. Я кричал, но слезы не текли по моим щекам. Тело билось, билось в припадке - так страшно и мучительно было ему существовать. В нервной горячке я пролежал несколько дней. С тех пор все изменилось в моей жизни. Я не видел тех часов, но ужас основательно укоренился во мне. Я плохо спал по ночам, опасался людей и настолько глубоко ушел в себя, что пробуждение иногда казалось сном. Когда меня отдали в школу, то круг отчуждения сразу замкнулся вокруг, охватил меня обручем неприятия и насмешек. Меня не любили не сверстники, ни учителя. Никогда не видели они моих слез и не слышали моих извинений. Боже, как же нестерпимо было быть... Так шли года. Я ставил перед собой цели, добивался их, перешагивал через запреты и терял, терял себя. Часто возникало ощущение, что меня просто нет и, возможно, никогда не было. Как-то я рылся в старых вещах на чердаке и неожиданно наткнулся на коробку такую знакомую и такую ненавистную. С содроганием я поднял ее и хотел было бросить, растоптать, разбить, но потом решил сделать иначе. Вернувшись в дом, я брезгливо освободил часы от пожелтевшего картона и повесил их напротив своей постели. Это был вызов себе и другим. Я часто вижу связь в несовместимых явлениях. Теперь мною владеет твердая уверенность, что именно это событие толкнуло ко мне ту девушку, ведь я не обладал тем, что могло бы ее удержать. Сверкающей звонкой монетой упала она на чашу весов и потянула ее прочь от унизительного равновесия. Так я обнаружил себя скользящим в пропасть, ибо слишком долго, как оказалось, шагал по пустоте. Мои робкие попытки прикоснуться к ее миру были отвергнуты и она, отстранившись, холодно следила за моим губительным движением, изредка вежливо отсчитывая мгновения конца. Ее чарующий голос вторил часам на стене... Да, я знаю, знаю... Вы, твари, заодно... Я измотан и ничто не удерживает мою душу, затворенную в теле, лишенную радости слез. "Опостылело, опостылело..."- твержу я себе сейчас. Это невыносимо. Проклятый старик. Не будь его, не будь этих идиотских часов... Я вскочил и бросился к стене на которой тикал этот ненавистный прибор. "Не будь тебя, мерзость, - крикнул я ему что есть силы, - все было бы хорошо и серая занавесь глаз была бы моим зеркалом". В ярости я сорвал часы и ударил их о стену. Посыпались осколки, искореженные детали, посыпалась стена... Стены не было... Я видел комнату ужасного старика и себя шести лет в ней. Ненавистный человек тянул меня за ухо и что-то говорил. Я ничего не слышал и невидимая преграда не пускала меня. Вдруг старик вытянул крючковатые пальцы и вонзил мальчику в глаза. Вспыхнула нечеловеческая боль. Белая жидкость перемешанная с кровью полилась из кровавых впадин и мой мучитель, поднеся колбу, с усмешкой следил как она стекает в нее. Потом он, подхватив безжизненное тело мальчика, вышел. Я взвыл, схватил стул и швырнул его в прозрачное нечто. Треск и тысячи, миллионы осколков пронзили пространство и время. Я бросился в комнату. Но отворилась дверь и вошел злой колдун. Увидев меня, он задрожал и хрипло прошептал: "моя надежда...". "Я знаю что такое жить без надежды, - вырвалось из моей стесненной груди, - но я проклят любовью, одержим верой и счастлив ими..." "Так будь счастлив и смертью!" - вскрикнул старик и кривой нож сверкнул в его руке, но было поздно и я, не умеющий плакать, со смехом плеснул в него содержимое колбы. Злой колдун завопил и вцепился в свое лицо. Оно подобно воску плавилось и текло, растекалось по его черной рубашке и капало на медные пряжки сапог. Но не кость черепа, а потрескавшийся фарфор старой копилки покатился с узких подтащивших плеч и, ударившись о пол, распался кусочками, зазвенел потускневшими монетами. Слезы полились из моих глаз... Слезы, что не выплакал я за свой долгий тягостный путь. Я хохочу. Я счастлив. И здесь в белой комнате, за зарешеченным окном, я смеюсь и плачу не переставая. Вы считаете, что спрятали меня от мира? Как вы ошибаетесь! Мои слезы заполнят эту палату, вырвутся сквозь окно и зальют землю, затопят пустоты вашего бесчувствия и вас самих. И может быть ты будешь последней, кто взглянет с Эйфелевой башни или с вершины Эвереста на спокойную гладь пребывающей печали. Может быть ты будешь последней чей образ отразиться в идеальном зеркале, соленые воды которого навеки сохранят взгляд твоих глаз.
