А потом один из сопровождающих шариков, плавно раскачиваясь, подплыл совсем близко. Ларс-Уве инстинктивно вжался в спинку кресла, пытаясь отодвинуться подальше от нежеланного спутника. Тот принялся крутиться взад-вперед, словно заигрывая с Ларсом-Уве, но незадачливый пилот думал только о том, что парашют опускается слишком медленно. Шаровая молния снова приблизилась, и Ларсу-Уве померещилось, что он слышит потрескивание разрядов сквозь забрало шлема. Нервы у него не выдержали, он закричал что- то нечленораздельное, замахал руками… Однако молния ничуть не испугалась, напротив, привлеченная трепыханиями Ларса-Уве она стремительно двинулась навстречу его креслу. Снова загорелось бледное электрическое пламя, омерзительно пахнуло жженым пластиком…
Когда Ларс-Уве очнулся, то выяснилось, что кресло пропало бесследно, так же, как и катер. Очевидно, местные грозы имели неприятную способность поглощать без остатка любое полезное снаряжение. Сколько времени он пробыл без сознания — Ларс-Уве даже не представлял, но на его счастье гроза уже закончилась, ветер стих, и он болтался на воде, удерживаемый костюмом. То, что сначала казалось вступлением к веселому приключению, постепенно приобретало более чем неприятный характер, и становилось неясно, сумеет ли Ларс-Уве выпутаться из этой передряги. Если только аварийный передатчик, заделаный в ткань комбинезона откажет…
Постепенно тучи рассеялись, и показалось солнце. Волнение тоже потихоньку слабело. Ларс-Уве обрадовался этому и приподнял забрало шлема, чтобы немного согреться. Сначала все было хорошо, но постепенно солнце поднималось все выше, его лучи становились все свирепее, и Ларс-Уве пожалел о своем опрометчивом поступке. Лицо начало гореть, как ошпаренное. Он поспешно опустил забрало, радуясь, что не потерял шлема во время сумасшедшего полета без парашюта. Стекло тут же потемнело, укрывая сожженное лицо, и он облегченно вздохнул.
Теперь у Ларса-Уве было время спокойно поразмыслить и оценить ситуацию. Конечно Брейв Аттекер послал сигнал бедствия, и его уже ищут. Но куда его могло занести после? И сумеют ли обнаружить крошечную точку на отсвечивающей золотом, дрожащей и переливающейся поверхности моря? А ведь на него может натолкнуться корабль аборигенов, чего Ларсу-Уве совершенно не хотелось. Он не вникал детально в работу этнографов, однако то, что ему удавалось случайно подслушать, оптимизма не навевало. Оставалось утешаться, что они хоть не каннибалы.
Жаждв одолевала все сильнее, а ведь костюм пилота — не автономный скафандр. Ларсу-Уве пришла в голову дикая идея хлебнуть морской воды. Он провел пересохшим, шершавым языком по растрескавшимся, покрытым соленой коркой губам. Наверное, хуже не будет. Ларс-Уве осторожно смочил водой губы… И больше не повторял рискованного опыта.
Время тянулось невыносимо медленно. Жизнерадостные подсчеты, когда же именно его выловят, начали постепенно сменяться такими же пессимистическими — а сколько он сумеет продержаться. Больше всего Ларсу-Уве досаждало солнце. Несмотря на поляризованное стекло, оно настырно било в глаза, и спастись от его лучей не было никакой возможности. Даже зажмурившись, Ларс-Уве продолжал видеть яркий диск, окрашивавшийся в химерические малиново-зеленые разводы. Диск резко вырастал, от него начинал изливаться космический холод. Ларс-Уве в испуге поспешно открывал глаза, и снова видел надоевшее голубое сверкание волн. Пару раз ему померещилось, что он различает в небе белый просверк — след стремительно несущегося катера. Он принимался кричать и размахивать руками, однако ничего не происходило.
Постепенно солнце начало чернеть. В середине сверкающего диска появилась черная точка, медленно расширяющаяся. Ларс-Уве с любопытством следил за ней, забыв, где он, что с ним. Плавное покачивание пологих волн загипнотизировало его, отключило сознание. Самым важным было уловить момент, когда чернота полностью поглотит солнце. Еще немного. И вот осталась только корона, засиявшая нестерпимым оранжевым светом. Она начала стремительно разрастаться, расплываясь по всему небу. Когда корона коснулась воды, раздался страшный грохот…
Что происходит? Откуда взялась вода? Неужели он уснул и во сне опрокинул лодку? Горькая и соленая вода хлынула в рот, обжигая распухший, еле ворочающийся язык. Несколько капель попали в горло, и Ларсу-Уве померещилось, будто он хлебнул расплавленой стали. Страшный приступ кашля скрутил тело, заставив извиваться, как в судорогах. Но потом поток прохладной воды обдал голову, обмывая измученный мозг. Мутно-багровая пелена, застилавшая глаза, странно поголубела, и вдруг молниеносно ушла вверх, превратившись в прозрачное вечернее небо. Ларсу-Уве понял, что лежит на чем-то твердом и холодном, совершенно не напоминающем спасательную шлюпку, а над ним склонились три неясные фигуры. Потом прямо в лицо ему сунулась усатая морда, пахнущая странной смесью мускуса и рыбы. Морда ласково заурчала и облизала ему нос. Фигуры в вышине задвигались. Что они делали, Ларс-Уве понять не мог — их очертания сливались с глубокими синими тенями, разбегающимися по небу. Он напрягся, пытаясь заставить глаза сфокусироваться, однако был вознагражден только жгучей болью под веками, словно туда набили песка. Невольно выступившие слезы снова скрыли стоявших над ним людей.
— На каком корабле плавает экипаж?
Более идиотского вопроса в данный момент придумать было нельзя. Ларс-Уве даже не понял, на каком собственно языке его спрашивают, настолько был поражен. Голос спрашивающего долетал глухо, как сквозь подушку, поэтому до Ларса-Уве сначала не дошло, что спрашивают именно его. Усатая морда еще раз лизнула его в ухо. А потом вопрос повторился, уже более нетерпеливо.
— Какой корабль?
Лишь сейчас Ларс-Уве сообразил, кого спрашивают. С трудом вспомнив то немногое, что смогла удержать измученная голова, он хрипло выдавил:
— Ледяной корабль.
Ответ оказался неожиданным и вызвал смятение. Это Ларс-Уве смог определить и вслепую. Непонятное шуршание, перешептывание, тихие вскрики. Потом у него еще что-то спрашивали, однако он снова потерял сознание. Правда на этот раз — с облегчением и надеждой.
Когда Ларс-Уве наконец очнулся, то почувствовал себя гораздо лучше. Прошло тошнотворное ощущение постоянной качки, исчезла сверлящая головная боль, пропала застилающая глаза пелена. Легко, рывком, он сел на постели. Оказалось, что о нем позаботились и хорошо. Постель свежая, хотя по привычным меркам и жестковатая. Но простыни буквально хрустят. На низком столике рядом с изголовьем стоял небольшой кувшин с незнакомым напитком. Ларс-Уве с сомнением понюхал, но пахло так приятно, что он залпом осушил кувшинчик. Чуть кисловатый прохладный напиток придал бодрости, заставил кровь забурлить. Ларсу-Уве захотелось встать, и тут он понял, почему столик был таким низким — потолок комнатки тоже не был рассчитан на его рост. Стоять Ларсу-Уве пришлось полусогнувшись. Он попробовал шагнуть, ожидаемой слабости не ощущалось, только мускулы немного ныли, как после тяжелой работы. Рядом с постелью на циновке лежал его комбинезон, приведенный в полный порядок. Ларс-Уве поспешно оделся, привычно пробежав пальцами по запрессованным в материал коробочкам и с унынием убедившись, что ни аптечка, ни передатчик не ответили уколами слабых разрядов, сигнализирующими об исправности. Вышли из строя окончательно. Ларса-Уве пронзила ядовитая игла подозрения — а что, если передатчик не успел? Тогда проблема возвращения на базу превращалась, хм, в проблему. Особенно, если учесть, что ветром его утащило от места катастрофы неведомо куда. Хотя нет, сначала шторм загнал неведомо куда сам Брейв Аттекер… Разбираться в этом не хотелось, ясно было лишь то, что теперь только чудо может выручить Ларса-Уве.
