Томас Диш - Лунная пыль, запах сена и диалектический материализм

Он умирал во имя Страны.

Наука равнодушна к своим мученикам.

Любовь умирает прежде любовников.

"Но есть высшие идеалы, - сказал он себе, - в них - нетленность знаний и человечность любви". Он, как и всякий космонавт, был патриотом, даже отчасти фанатиком. Член партии с восемнадцати лет, чего не так-то просто было добиться, особенно студенту, посвятившему себя математике и физике, он верил - в чем-то эта вера была сродни религиозной - в будущее России, в ее высокую судьбу. Он искренне гордился - да и какой _русский_ не гордится?! - путем, который прошла за пять десятилетий его страна, наперекор всему, наперекор силам столь могущественным, что даже сейчас, глядя на голубой серп, повисший над лунным горизонтом, он чувствовал холодок между лопаток. Несмотря ни на что, Россия жила. Его Россия, первой дотянувшаяся до Луны и высадившая на нее человека!

Хотя никто не узнает, что человека этого звали Михаил Андреевич Карков. Только после его успешного возвращения на Землю мир услышал бы о грандиозном успехе советской науки. Неудачу скроют - она не служит национальным интересам. А разве интересы страны не выше его собственных?

И все-таки хочется, чтобы о тебе узнали.

...Слабость.

Герои Революции или Сталинграда, в большинстве своем, безымянны, но разве память о них, безымянных, менее священна? Он хотел сказать "нет", но губы не повиновались.

А если бы он вернулся? Если бы стал героем? Разве не пришлось бы ему когда-нибудь умереть? Перед лицом энтропии слава, преклонение, заслуги бессмысленные побрякушки, - вымолить бы хоть чуточку жизни, еще несколько мгновений, один вздох...

...Нет, как бы этого ни хотелось, он умирал не во имя Страны...

Кислород кончился. Он бросил последний, непонимающий взгляд на Землю и, не обращая внимания на жужжание передатчика, поднял лицевое стекло шлема.

Он умер, так и не поняв, что для его смерти нет стоящей причины.