— Здесь ждите, — обронил «мышастый» и исчез за грязновато-белой, с бронзовой ручкой дверью. Через некоторое время он выглянул и поманил Абалио.
Кабинет, куда Абалио вошел, оказался, против ожидания, просторным и светлым. Пол устилал мягкий ковер. Вдоль стены тянулся шкаф для бумаг со множеством отделений. Внушительных размеров письменный стол стоял в дальнем конце кабинета. Из-за него навстречу Абалио, блеснув очками в металлической оправе, поднялся лысоватый полный мужчина в синем ладно сшитом костюме. Комнату перерезал еще и длинный стол для заседаний. В центре него красовалась огромная ваза с фруктами: бананы, апельсины, груши… Свисала гроздь винограда.
Абалио с усилием проглотил слюну. Лысоватый, проследив направление его взгляда, развел короткими ручками:
— К сожалению, бутафория. Но могу предложить что-нибудь прохладительное. — Он сделал паузу. — Хотя на улице не жарко… — и сухо бросил «мышастому»: — Принеси…
«Мышастый» скинул пальто, положил его на свободный стул и, в шляпе и кашне, проследовал к двери — потайной, понял Абалио: она представляла собой как бы вмонтированную в стену светящуюся географическую карту Африки.
Толстяк тем временем зачем-то задернул занавеску на окне и указал Абалио на низкое кресло возле письменного стола. Сам он опустился в такое же напротив.
— Зовут меня Тубнер, — сообщил он. — А его, — и посмотрел на приближавшегося к ним с подносом «мышастого», — Бриггс. Мы рады с вами познакомиться.
Бриггс наполнил стаканы из запотевших бутылок. Толстяк закурил, поставив перед Абалио коробку сигар.
— Итак, — заговорил он, — вы уже, вероятно, догадались, что мы пригласили вас, чтобы предложить работу. Вы хотите получить работу? А? — Тубнер шутливо подмигнул Абалио. — А впрочем, не знаю, устроит ли вас то, чем мы располагаем. Три года жизни вдали от дома. Не видеть близких. Никаких контактов с цивилизацией…
— А где? — вырвалось у Абалио.
Толстяк не спешил с ответом и продолжал подчеркнуто неторопливо:
— Не стану скрывать: мы приглядывались к вам давно. Вы нас устраиваете. И как работник, и… Дело в том, что нам требуются не просто хорошие специалисты, а надежные люди.
Абалио слушал его, стискивая подлокотники кресла. Он боялся поверить в свое счастье, в то, что его, именно его, судьба вытащила из долгой неподвижной очереди, вытащила, чтобы преподнести столь фантастический сюрприз.
— Мы предлагаем вам место в африканском отделении нашей фирмы, — как сквозь вату доносился голос Тубнера. Лицо толстяка плавало в табачном дыму, усиливая иллюзию нереальности происходящего. — Деньги за три года вперед.
— Расскажите, если можно, подробнее о моих обязанностях, — отважился перебить его Абалио.
Тубнер и Бриггс, примостившийся на краешке стула у занавешенного окна, переглянулись.
— Ерунда. Для такого инженера, как вы… Следить за машинами, содержать в порядке технику, — застрекотал, разглаживая усики, Бриггс.
— Однако условия наши достаточно жестки, — придавил Абалио тяжелым взглядом бледно-голубых выпуклых глаз Тубнер. — Никто не должен знать, где вы и чем занимаетесь. Никто, даже члены вашей семьи. Это обязательное условие. Вы меня поняли?
— Но почему? — захотел понять Абалио.
— В условиях сложной конкурентной борьбы мы вынуждены многое держать в тайне…
Абалио призадумался, молчал. Слишком заманчиво звучало предложение. Неправдоподобно заманчиво.
— Что я должен сказать дома? — спросил он.
— Что остаетесь в Европе. А где — секрет. — Тубнер поднялся, направился к письменному столу, достал из ящика листок бумаги. — Это контракт. Я готов подписать его. А вы, пожалуйста, взвесьте все как следует.
Абалио представил себе Эстеллу и Микки — одиноких, на три года покинутых им… Но тут же в сознание вклинилась длинная серая очередь. Неподвижная и немая.
— Я согласен, — сказал он.
И вслед за толстяком поставил подпись под документом, который свидетельствовал, что Абалио Костиньо обязуется служить в течение трех лет африканскому отделению фруктовой компании «Альфа» в качестве инженера. Если по истечении срока контракт не будет расторгнут одной из сторон, он автоматически продлевается на пятилетие.
Документ толстяк спрятал в сейф, а из сейфа извлек пухлый заклеенный конверт.
— Это вам, чтобы не умереть с голоду до отъезда.
Абалио вспыхнул, столь явное издевательство сквозило теперь в голосе Тубнера.
— Проводи, — приказал толстяк Бриггсу.
Неделя, отпущенная на сборы и приготовления к отъезду, пролетела быстро.
Абалио перевез семью в новую просторную квартиру, определил сына в хорошую школу. Вместе с Эстеллой они ездили по магазинам, искали ему подарки. Хотелось порадовать Микки, не избалованного подобными проявлениями родительских чувств. У Абалио сердце радовалось, когда он видел своего мальчика в новом костюмчике, с книжками, отправлявшегося на занятия.
И все больше он тосковал при мысли о скором прощании. Не показывал виду, старался выглядеть веселым, однако Эстелла чувствовала его настроение.
— Мне кажется, ты от меня что-то скрываешь, — говорила она. — Что это за странная работа? Почему нам нельзя будет видеться? Почему ты не можешь взять нас с собой?
— Там тяжелые условия, — уклонялся от прямого ответа Абалио. — Нет поблизости школы.
— Понимаю, не согласиться ты не мог, — поддавалась она его уговорам, — но дай слово, что это не опасно…
Он разуверял ее, успокаивал, хотя временами готов был ей все рассказать. Куда его увозили? Почему будущая работа была окутана такой дымкой таинственности? Но нет, он должен был нести этот груз неведомого один, не обременяя тягостными домыслами близкого человека.
В ночь перед расставанием Абалио открыл Эстелле последнее условие: писать ему она и Микки смогут не чаще, чем раз в месяц, от него писем получать совсем не будут. Бриггс остается их связным и поверенным, общение можно осуществлять только через него.
Видя, какое впечатление произвела новость на Эстеллу, он пустился на заведомый обман:
— Что гадать заранее? Выясню все на месте. Может быть, местное начальство и позволит вам приехать ко мне.
Они не провожали его в аэропорту. Вместе с ним летел Бриггс, который, едва самолет поднялся в воздух, начал прикладываться к фляжке с коньяком и шепотом, чтоб не слышали окружающие, разглагольствовал:
— Если бы ты знал, в каком удивительном деле принимаешь участие! Фрукты — ерунда! В наших руках такое дело…
Потом его развезло, и он захрапел.
