Ему не следовало этого говорить, он понял это по глазам императора, но смолчать он не имел права.
– Возможно…
Император был недоволен. Джон знал, что через это просто надо пройти. Им обоим. Всем троим.
Ночью император разбудил его, выйдя на видеосвязь. Его лицо было осунувшимся, а взгляд – растерянным.
– Джон Доу, она сказала мне своё имя.
Ему разом расхотелось спать.
– Да? Какое же?
– Джейн.
– И… всё?
– Всё. Просто Джейн.
– Как Праматерь, – сказал Джон.
«Такая маленькая, а уже лгунья», – думал он с улыбкой, засыпая.
За три дня до летнего солнцестояния Джон получил аудиенцию у Богини-Невесты. Её называли именно так – это было больше, чем официальный статус. Похоже, её настоящее имя знали только избранные. Раньше она отказывалась его принять – была слишком занята. Она узнавала свой народ, а народ узнавал её. Народ любил её. Когда она вылетала из императорской цитадели и кружилась над землёй, медленно, плавно, раскинув тонкие белые руки, толпа внизу умирала на эти мгновения. Люди уже учились ей молиться. Но пока что Богиня-Невеста не отвечала на молитвы.
Теперь она сама вызвала его к себе.
Джон с опущенной головой прошёл между двумя рядами охраны, встал на колени.
Она сказала:
– Посмотри на меня, Джон Доу.
Он поднял голову. Никогда ещё он не видел её так близко – только в лаборатории, пока она росла за стеклом, а потом лишь издалека, когда она летала в вышине, оглядывая то, что станет её миром. Сейчас же он смотрел на её тонкие белые руки и думал, что это единственное, что осталось в ней от существа, которым она когда-то была. Странно, до этого мгновения Джон не осознавал, что у жалкой девушки-рабыни были безукоризненно совершенные руки.
– Прочь, – сказала Богиня-Невеста.
Джон вздрогнул, не сразу поняв, что обращается она не к нему. Когда охрана, ни словом не воспротивившись приказу Богини-Невесты, покинула зал, она встала. Подол её белоснежного одеяния заструился по ступеням трона.
– Джейн, – сказал он, смакуя её имя.
Она смотрела на него, и в её глазах переливались все существующие во вселенной цвета, от чёрного до пурпурно-золотого.
– Джон Доу, – сказала она, – как ты смел?
Сначала он даже не понял, что она имеет в виду.
– Джейн…
– Это имя мне дал ты. Ты знаешь, как меня звали на самом деле?
Это «звали» ударило его, будто пощёчина, но он всё ещё не хотел верить.
– Я…
– Я спросила, знаешь ли ты, как меня звали, Джон Доу!
Она была в гневе, в ярости; он чувствовал это и холодел, видя, как разрастается вокруг её головы ослепительное алое сияние.
– Ты прекрасна, – сказал он. – Ты богиня. Небеса, ты в самом деле богиня. Моя кибербогиня…
– Меня звали Грета! – закричала она. – Грета! Хромая Грета, Кривая Грета, Червивая Грета, кто как хотел, но всегда Грета!
«Некрасивое имя, – успел подумать он, – такое же некрасивое, как была ты сама».
И только потом осознал, что она сказала.
– Ты… – Джон понял, что охрип, но не смог даже прочистить горло. – Ты не можешь помнить.
– Я помню. Я всё помню, Джон Доу. Я даже помню, как лежала мёртвая на твоём столе. А ты держал меня за руку. И думал обо мне как о грязи, о глине, из которой ты вылепишь богиню для императора.
– Не для императора, – уже не думая, что говорит, прошептал он. – Глупенькая, совсем не для него.
– Всё равно, для кого, – сказал она и отвернулась. Алое сияние вокруг её головы стало затухать. Крылья дрогнули, будто пытаясь расправиться.
– Не важно, кем ты была, – тихо сказал Джон. – Важно, что я из тебя сделал.
Он был готов, что она рассмеётся ему в лицо или ударит, но она только посмотрела на него глазами, в которых были все краски вселенной и вся усталость вселенной.
– Вот именно, Джон Доу. Ты не думал, что ты из меня сделал?
Что он из неё сделал?.. У него были ответы. Совершенство. Богиню. Идеал для себя и своего императора. Только в этот миг Джон понял, что ни один из них не является правильным… тем, который знает и хочет услышать от него она.
– Уходи, – сказала Джейн. – Если ты когда-нибудь покажешься мне на глаза, я скажу императору, чтобы он велел тебе покончить с собой.
Джон встал с колен. Поклонился. Пошёл к дверям.
Когда он уже был у порога, она сказала:
– Я любила тебя.
В день летнего солнцестояния Богиня-Невеста, имя которой по-прежнему знали лишь трое, стала женой Светлейшего Императора. Свадебное одеяние было алым, как ореол пламени вокруг её головы, которое видел только Джон Доу, а сложенные крылья роняли белые перья на мраморный пол. Светлейший Император смотрел в её глаза, и в его взгляде была вся любовь вселенной. А в её глазах были только краски, бездна красок.
И в тот же день, ночью, она пришла в спальню к Джону Доу. Её крылья всё так же роняли перья, оставляя за ней белоснежный след.
Ночь была ясной, и луны-близнецы, одна полная, другая ущербная, смотрели в узкое стрельчатое окно.
– Пойдём в твою лабораторию, Джон Доу, – сказала Богиня-Невеста, поднимая пистолет.
Он отвёл её, не сказав ни слова. Охрана видела их, провожала изумлёнными взглядами, но не смела вмешиваться.
В лаборатории Джейн велела ему опуститься на колени. Сама встала за его спиной. Роняя перья одно за другим.
– Прежде чем я убью тебя, – сказала она, – я хочу знать, из чего ты сделал эти трижды проклятые крылья.
«Какой ореол вокруг твоей головы сейчас, – думал Джон Доу. – Какой? Какого он цвета? Переливается, как твои глаза? И почему ты так несчастна? И почему ты не хочешь мне ничего сказать? Ничего, кроме того, что мне только почудилось тогда, в зале для аудиенций?»
Он услышал, как она снимает предохранитель. Дуло легло ему в затылок.
– Отвечай мне, Джон Доу. Из чего ты сделал эти крылья? Что ты забрал у меня, чтобы они появились?
– Ничего, – сухими губами сказал он. – Они были в тебе. Уже были. Я просто сделал так, чтобы они были видны…
– А тебе не приходило в голову, что они были видны кому-то, кроме тебя? – истерично закричала она.
Перед его лицом был резервуар с белковым раствором, справа – камера, в которой он разбирал её и собирал заново, так, чтобы было правильно… так, как ему тогда казалось правильным.
– Джейн…
– Грета! Меня зовут Грета!
– Тебя звали Грета. Ту, из которой ты создана, – он будто уговаривал её, с каждой минутой всё меньше веря в свои слова. – Крылья были внутри тебя…
– Внутри меня, – она снова издала истеричный смешок, всё сильнее вжимая дуло Джону в затылок. – Да, Джон Доу, именно так, они были внутри меня! А теперь они снаружи! И что с них теперь толку?!
Он закрыл глаза.
– Ты… была ничтожным существом… рабыней… уродливой, никчёмной…
