— Не очень. Ты считаешь, что государство перед тобой в долгу?
На это мог быть дан только один ответ: «Нет!»
— Но ты решил заморозиться? Ты, должно быть, считал, что будущее тебе что-то даст?
— Вовсе нет. Риск был оправдан — я умирал.
— А… — протянул контролер с задумчивым видом.
Сперва его подвергли тесту на образование английских слов по свободной ассоциации. Затем взяли пробу крови, заставили до изнеможения крутить педали велоэргометра и снова взяли кровь. Следующая проверка включала определение порога болевой чувствительности путем непосредственного раздражения нервов (Корбетт с большим трудом выдержал это испытание), и в третий раз взяли кровь. В заключение ему дали китайскую головоломку и попросили разобрать ее.
— Теперь мы имеем полное представление о твоем физическом и умственном состоянии, — заявил Пирс, когда все процедуры были закончены.
— А к чему анализы крови? — спросил Корбетт.
Контролер долго и напряженно смотрел на него, потом проговорил. — Сам догадайся.
От этого взгляда у Корбетта по спине побежали мурашки. Он почувствовал, что на карту поставлена его жизнь. Хотя, конечно, это чувство могло объясняться личной неприязнью Корбетта к контролеру, к его мелким чертам лица, холодным голубым глазам и блуждающей улыбке. Как бы там ни было, Пирс неотлучно находился рядом, следя за поведением Корбетта.
Прежде чем ответить, Корбетт тщательно обдумал свои слова.
— Вы хотите знать, сколько я продержусь, прежде чем вырублюсь. Вы берете пробы крови, чтобы определить содержание адреналина и кенотоксины, которые позволят установить действительную степень моей усталости.
— Правильно.
Корбетт снова выжил, как и в первый раз, когда проводился тест на определение порога болевой чувствительности. На прощание, как бы мимоходом, Пирс сообщил, что он уже четвертый индивид, который испытывается в этом пустом теле.
Внезапно он вспомнил то, что случилось с ним двести лет назад. Вокруг него собрались все его родные и друзья, чтобы проводить в последний путь. Уже был выбран консерватор, уплачено за место хранения, и составлено окончательное завещание, но Корбетт не воспринимал происходящее как процесс прощания с жизнью. И в самом деле, ему сделали укол, и боль, не оставлявшая его ни на секунду, растаяла в туманной дымке; он закрыл глаза, мечтая о том далеком будущем, в котором когда-нибудь проснется, перепрыгнув через столетия. Что же его ждет? Всемирное правительство? Межпланетное сообщение? Чистая термоядерная энергия? Причудливая одежда? Раскрашенные краской тела? Нудизм?..
Или же перенаселенность и нищета? Все источники энергии выработаны, и человечество снова вернулось к тяжелому физическому труду? В таком случае зачем им лишняя обуза в лице Корбетта?.. Однако в последние мгновения ему виделся богатый мир, мир, которому Джером Корбетт окажется по карману…
Но выходит, что долгожданный новый мир для него закрыт.
Проклятье!
Охранник взял его за руку (кандалы оказались бы менее надежны, вздумай Корбетт бежать) и по узкой пластиковой лестнице вывел на крышу.
Полуденное солнце сверкало на голубом небе, окрашивая горизонт в желтовато-коричневатые тона. На крыше тесными рядами расположились зеленые насаждения. Повсюду все сверкало и переливалось от множества солнечных панелей.
Стоя под мостиком, соединявшим две крыши, Корбетт лишь краем глаза заметил тот мир, о котором он столько мечтал.
Далеко внизу, тесно прижавшись друг к другу, громоздились похожие один на другой дома кубической формы. Затаив дыхание, Корбетт следом за охранником ступил на мостик, не имевший ограждений, и остановился как вкопанный.
Охранник, ничего не говоря, слегка потянул Корбетта за руку и выжидающе посмотрел на него. Корбетт собрался с духом и двинулся дальше.
Помещение, в которое они вошли, представляло собой барак с бесконечными рядами коек и узким проходом между ними.
Под потолком горели лампы искусственного света. Неужели они думают, что он сможет спать при свете?
Барак оказался огромным — не менее чем на тысячу коек, большей частью занятых. Несколько человек безразлично уставились на Корбетта, когда охранник вел его по проходу. Ему досталась нижняя из шести коек. Корбетту пришлось даже опуститься на колени, чтобы залезть на свое место. Единственным предметом роскоши оказалась странная шелковистая, почти скользкая на ощупь простыня. Он лег на бок и внимательно оглядел общую спальню.
Три вещи шокировали его.
Первая — запах. Очевидно, средства личной гигиены также были предметом роскоши. Если одного Пирса можно было как-то терпеть, то здесь запах тысяч потных тел прямо бил в нос. Второе — двухспальные койки, предназначавшиеся, несомненно, для занятий любовью. Не было даже марлевых занавесок. Это же касалось и туалетов.
Разве можно так жить?
Корбетт задумчиво почесал нос… и вздрогнул, потом выругался.
Раньше у него нос был «картошкой», а этот новый, который он по старой привычке тронул, оказался узким и коротким, с небольшой горбинкой. Скорее привыкнешь к запаху и всему остальному, чем к собственному носу.
Когда стемнело, за ним пришел широкоплечий тип в сером джемпере с большим невыразительным лицом. Без лишних слов он отыскал койку Корбетта, взял его за руку и повел за собой. Вскоре Корбетт, не успевший еще как следует проснуться, стоял перед контролером.
В раздражении Корбетт спросил:
— Здесь кто-нибудь говорит по английски?
— Нет! — отрезал контролер.
Пирс с охранником подвели Корбетта к удобному креслу перед большим изогнутым экраном и надели наушники. Потом над головой на полку поставили пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. Корбетт обратил внимание на то, что от нее тянется игла для, подкожных инъекций.
— Завтрак?
Пирс пропустил мимо ушей остроту.
— Еда полагается один раз в день после теоретических и практических занятий. — Он ввел иглу в вену Корбетта, закрыв рану чем-то похожим на вату.
Корбетт с отрешенным взглядом следил за происходящим.
Когда-то он боялся уколов, но месяцы страданий в онкологическом госпитале сделали свое дело, и он с нетерпением ждал их, так как они несли облегчение, пусть даже и временное.
— А теперь за работу, — приказал Пирс. — Вот эта ручка — регулятор скорости. Громкость уже задана. Каждый раздел разрешается воспроизводить только один раз. Иглу не трогай — все равно выдернуть ее невозможно.
— Я хотел вас спросить кое о чем?.. Сейчас, забыл это слово… Ах да! Что такое раммер?
