- Здравствуй, Икар.
Это Лидия, дочь городского старейшины. Наверное, он бы ее не узнал, прошел бы мимо, даже не заметив, если бы она сама не окликнула его.
А теперь. Сердце екнуло, пропустило удар и забилось стремительно. Икар остановился, оглянулся на девушку. Заглянул ей в глаза и вздохнул, то ли обрадовано, то ли обреченно.
- Здравствуй. Почему ты не на ярмарке?
Лицо ее опечалилось.
- Отец немного приболел. Подхватил простуду третьего дня. Ты же понимаешь, в его годы всякая хворь тяжела...
- Да, - Икар опустил голову. - Как он?
- Уже немного получше, но все еще лежит, не встает. Он так хотел выехать в столицу, кое-что продать, накупить подарков родне, он ведь обещал, а вот как вышло...
- Жаль. Обидно получилось.
Лидия посмотрела ему в глаза.
- Я шла к тебе, Икар. Ты совсем нас забыл.
- Работа, - чуть слышно произнес он. - Прости, никак не мог выбраться.
Все та же? - спросили ее глаза. Он кивнул в ответ.
- Отец о тебе часто вспоминает. Может, навестишь его, когда ему немного полегчает? - Лидия смотрела на него, а глаза ее говорили совсем иное, просили, умоляли. Икар опустил взгляд. Он хотел что-то сказать, но неожиданно перевел разговор на другую тему.
- Я очень хотел тебя видеть. Правда. Мы ведь так редко видимся. Но я... знаешь, я хотел тебе сказать.... Ты смеешься?
- Нет, просто мне показалось... Ничего, так.
Все еще ждет. Почему? Он смотрел на Лидию, искоса любуясь ей и не решаясь себе признаться в этом. Стоял, не в силах отвести взгляда от ее выразительного лица, от ее волос, источавший тонкий запах морского бриза, от ее глаз, в которых, при виде его всегда загорался огонек, от ее губ, всегда готовых простить и принять его.
- Ты, кажется, куда-то спешишь?
Он вздрогнул, очнувшись. И торопливо кивнул.
- Да, извини. В самом деле, спешу. Но это ненадолго, туда и обратно. Передай своему отцу, что я буду молиться за его скорейшее выздоровление. И за тебя, Лидия, - он впервые за долгое время назвал ее по имени. Девушка улыбнулась. - Я обязательно зайду к вам. Немного попозже, когда доделаю свою работу. Обязательно зайду. Мне осталось совсем чуть-чуть. Я тебе обещаю.
- Я буду ждать тебя, Икар.
Она всегда его ждет. Кажется, не одну тысячу лет. А он....
Он торопливо попрощался с ней и, сжав сердце в невесомый не чувствующий боли, комок, побежал к окраине города. Ближе к морю.
Когда городской вал остался позади, дождь совершенно утих, и небо начало проясняться. Из завесы туч выглянуло на мгновение солнце, осветив спешащего по узкой тропе мужчину и снова скрылось.
Икар оглянулся. Никого.
Отчего-то Лидия не спросила, что за коробку он нес в руках. А если бы поинтересовалась - он не нашелся бы, что ответить. Удивительная, она и сейчас стояла пред его глазами, чтобы увидеть ее лицо, ему достаточно было закрыть глаза.
Икар снял с плеч плащ - последняя пуговица выскочила из петли и улетела в траву. Бесформенной грудой плащ осел за его спиной. Икар развязал коробку и снял крышку.
Крылья.
Настоящие могучие крылья, точь-в-точь как у буревестника, только намного больше. Удивительно хрупкие на вид и столь же удивительно прочные.
Его голубая мечта. Его бессонные ночи и безумные дни. Его страхи и надежды. Его богатство, его капитал, его бедствие, его все прощающая, все терпящая, все надеющаяся любовь, его взлет и падение. Его все.
Осторожно достал он крылья из картонной коробки. Расправил их. Ветер бережно поиграл с белым оперением, пробежался по мягкой, нежной опушке, пошелестел маховыми перьями, тронул ремни из яловой кожи, изучил всю конструкцию, что удлиняла во много раз пальцы и давала им невиданную ранее силу, наделяла руки белоснежным нарядом, превращающим человека в птицу. В подобие птицы, поправился Икар.
Пальцы не слушались его, ремни то и дело выскальзывали из трепещущих рук. Он отчаянно торопился, пытался совладать с переполнявшими его чувствами и смеялся сквозь слезы
- Сейчас, одну минуточку, - шепнул он чуть слышно, и вой ветра ответил ему, подбадривая и поторапливая, заждавшись по желанному собеседнику.
Но вот все и готово, извлеченные из картонной коробки крылья стали продолжением рук, срослись с ними, стали одним целым.
Икар взмахнул ими, ощутив их желанную мощь. В тот же миг его ноги оторвались от земли; сердце захолонуло и забилось восторженно.
Он не выдержал и побежал.
Вверх, все время вверх, по становящейся все круче и круче тропе. Ветер дул ему в спину, подгонял, играя с крыльями, а те рвались ввысь, нетерпеливо ожидая своего часа. Он уже с трудом сдерживал их порывы.
Шелест перьев, в которые забился ветер, стук сандалий о камни под ногами, легкий шорох листвы пожухшей листвы кустарников, его собственное тяжелое дыхание, вырывавшееся с хрипом из горла, - все это казалось ему в эти мгновения лучшей музыкой, что слышал он за всю прошедшую жизнь.
Крылья несли его вверх, недовольно хлопая за спиной, когда он пытался образумить их, перейти на шаг, отдышаться, но не мог, не в силах был остановить ни себя ни свое творение. Вперед и вперед! Каждый шаг приближал его к вершине, каждый шаг был все больше и больше, он бежал не обращая внимания на то, что тропинка уже исчезла из-под ног, ушла в сторону, пробираясь так, как это удобно простым смертным. Он не то бежал, не то летел, крылья беспокойно хлопали за спиной, преодолевая вместе с ним последние сажени. Каждый шаг - полет, вперед и вверх; так, должно быть, разгоняется на краю обрыва могучий буревестник, птица-символ и его страны и его жизни, торопливо стремиться к пропасти, чтобы броситься в нее, вниз со всего маху и отдаться воли нетерпеливо поджидающей его воздушной стихии.
Его отец всю жизнь мечтал о небе. Еще дед и прадед всю жизнь мечтали о небе. Но не смогли оторваться от матери-земли, не смогли оставить друзей, дом, семью, любовь, все, чтобы почувствовать вой ветра, кричащего в уши, зовущего к себе, торопливо толкающего в спину, и хлопанье крыльев за спиной, и уходящую из-под ног землю, поросшую чахлой иссеченной ветрами травой, растущую у самого края обрыва.
Вот и вершина. Изгородка, ограждающая пропасть, жалкие клочки пожухшей травы, забытая кем-то сумка, так и будет лежать здесь, пока гуляка-ветер, играя, не скинет ее вниз, в море... А крылья торопят его, спешат, они почувствовали силу ветра и жаждут, жаждут поскорее распрощаться с землей.
В тот миг, когда он перелез через ограждение, перед ним вновь предстало лицо Лидии. В ту самою минуту, когда попрощался он с ней на окраине города.
- Я вернусь к тебе, - прошептал он, одолев последнюю преграду. Теперь вернусь. Вот увидишь.
И с этими словами посмотрел вниз. Взгляд его охватил разом все: гавань, забитую суденышками, столицу, окружающие ее поселки и деревни, корабли, стоящие не рейде, гряды холмов поодаль от моря, леса, поля, засеянные озимыми и целинные, его ставший родным городок, и, конечно, дом Лидии и его собственное ветхое жилище. Весь мир как по мановению волшебной палочки предстал перед его взором. Ветер подтолкнул его, крылья рванулись, сердце замерло, испуганно забилось, как попавшая в силки птица, и ноги оторвались от земли, а мир лежащий пред ним мгновенно сжавшись, бросился ему в лицо.
