…земля внезапно провалилась из—под ног тягучая тоскливая мелодия точнее даже не мелодия а бесконечно нарастающий аккорд где ясно слышен перебор всех мыслимых обертонов вдруг оглушил и закрутил и поволок неведомо куда и вспыхнул свет и на мгновение он стал неистовым и нестерпимым а потом исчез разверзлась пустота и звезды там и сям бегут летят и возле каждой как игрушечные кружатся планеты прыгают мелькают вот одна вот пять вот десять двадцать миллион и люди всюду люди почему—то одинаковые на кого они похожи ах ну да ведь это Лот ведь это он смеется он и отовсюду его крик несется заставляя трепетать планеты вдруг исчезли только море волны точно небоскребы на колесах очень страшно спрятаться куда бежать а это что смотрите ребятишки на голых попках мчатся с горок быстро вниз и прямо в воду брызги смех
― А—а—а помогите
женщина на мокром берегу рыдает и заламывает руки тянет к морю и отчаянно кричит нечеловеческий тоскливый вопль и чайки подхватывают и несут его над пенными волнами в даль в никуда
― Сын там он тонет помогите
почему никто не шелохнется люди неподвижны все застыли господи ну что же вы да оторвитесь сдвиньтесь ведь беда же погибает человек живой
это не люди здесь их нет здесь только статуи холодные немые только копии людей их много несусветно много неподвижно—благородных истуканов
волны с размаху ударяются о скалы бьют наотмашь статуи тр—рах—х—ах и разом кончено рассыпались на миллиард кусков в пыль фейерверк раздробленных молекул
― Спасите же спасите
женщина обезумела вконец бессильно повалилась на песок рвет волосы царапает лицо рычит и плачет
волны как живые милосердствуют выносят сына на сырую отмель мать точно самка ослепленная инстинктом вскакивает прижимается к нему
― Сынок мой милый целый мертвый не—е—т
а чайки кружатся кричат нелепо жутко…
Вот и день прошел.
Еще один обычный день.
Такой же ненужный и тягучий…
А до конца осталось ― в общем—то немного. Мало дней осталось до конца…
― Я сегодня отвратительно спала.
― Что так?
― Не знаю. Какой—то сон привиделся… Бессмысленный, жестокий…
― Просто ты вчера переутомилась. Тебе нельзя много говорить. И часто волноваться.
― Господи, ну, сколько можно ― этого нельзя, того нельзя! Ведь я еще жива…
― Все верно. Именно поэтому. А как иначе? Полагаю, только мертвых ограничивать ни в чем не стоит… Не поймут и не оценят.
― Ну и шутки у тебя!
― Я не шучу. Любому, чтобы долго жить, необходимо точно знать свои границы. А тебе ― особенно. Уж ты не обижайся на меня…
― Возможно, ты и прав… Но не могу я по—другому, не могу! Все упорядочить, существовать ― от сих до сих… Ведь я же не машина…
В комнате ― молчание. Пауза. Длинная и пустая, как бесфонарная ночь. Нехорошая пауза. Кажется, что—то совсем рядом напряглось, натянулось и ― дрожит, готовое вот—вот разорваться. Кажется, сейчас ― сию минуту ― что—то разом лопнет и, защемив тишину, зазвенит, разлетаясь на тысячи микроскопических осколков…
В чем дело? Что произошло? Отчего стоит эта ватная, пугающая тишина?
― Лот! Ты где? Ты почему молчишь?
― Что—что? Ах, да, не обращай вниманья, все нормально, успокойся. Просто я задумался, отвлекся на секунду… Ты о чем—то говорила… да, ты вроде бы сказала: машина ― не может чувствовать и волноваться…
― Я так не говорила, Лот. Я только сравнила себя… Хотя, по большому счету… Машина не должна это уметь. Иначе она перестанет быть машиной…
― Вот оно что… Ты, значит, так считаешь…
И снова ― пауза. И снова ― тишина, неуютная, скользкая, холодная, как липкая бумага… Что она сказала? Наверное, ляпнула невзначай такое, чего не должна была вовсе говорить. Ее слова задели, похоже даже ― оскорбили Лота. А что в них особенного? Вот чудак! Ах, если бы она была здоровой, если бы она и впрямь могла все видеть!..
― Ты любишь музыку?
Смешной вопрос! Определенно Лот старается дать разговору новое течение, чтобы уйти от неприятной темы. Хорошо, пусть так…
― Конечно!
― Тогда что б ты хотела послушать сейчас?
― Я не знаю… Как скажешь.
― Ну, а все же?
― Что—нибудь спокойное… И… пожалуй, грустное немного. Это вызывает нежность…
― Будь по—твоему.
Вновь тишина. Теперь ― заполненная ожиданием…
Щелчок…
…и неожиданно поднялся ветер порывистый тугой что—то кружится над землей как листья
ах ну да она в саду стоит на краю аллеи узкой и прямой упирающийся в горизонт серо—коричневый луч дороги без начала и конца и никого вокруг нет страшно хочется заплакать и уйти и вслед за тем позвать лишь бы утешили хоть как—то обнадежили и улыбнулись кротко добро но к кому взывать кого просить никто и не услышит
пусто бесприютно пусто одиноко нет ни пониманья ни ответа черные старинные деревья вдоль аллеи ветви мокрые тяжелые переплелись подобно пальцам дряхлых стариков и чуть шевелятся едва задует ветер осень на планете листья почти всюду облетели день бесцветен как и облака лохматыми тенями проносящиеся в поднебесье сеет дождь
а дорога точно неоконченный упрямый шаг вперед бездумно тянется за горизонт и ветер дует ей вослед и угодливо прощально кланяются безобразные деревья
сад неожиданно пропал развеялась взлетевши к облакам аллея ветер стих…
― Лот, что это было?
― Густав Малер. Песни об умерших детях. Я… неверно выбрал?
― Нет—нет, что ты! Это было замечательно. Как раз то самое… Но… почему ты мне воспроизвел их, а? Ведь это ты так захотел?
― Не то чтоб захотел… Просто пытался угадать. Порой и вправду хочется взгрустнуть ― тогда как будто лучше понимаешь, что к чему… Зачем…
И еще день прошел. Сколько их осталось позади? А впереди ― если прикинуть… Страшно. Даже оглянуться не успеешь…
― Стань я волшебником, чего б ты пожелала?
― Быть здоровой.
― А еще?
― Еще?.. Вновь очутиться в парке. Чтоб стояла осень… Пусть печальная, но золотая…
― Осень! Тоже мне, сказала! Увядание, тоска… То ли дело весна!
― Нет. Осенью ― проще… Лучше как—то чувствуешь других и… себя.
― Ты уверена?
― Не знаю…
Она улыбнулась, точней, попыталась улыбнуться, но вышло это у нее неловко, даже жалко, будто она извинялась невесть перед кем…
― Скажи мне, Лот, какой был день?
― Когда?
― Сегодня! Что мне дело до вчерашнего?
― О, день чудесный. Прямо ― сказка! Люди сняли меховые шкуры и млеют. Апрель…
