Гробов ненавидяще глянул на силача. Их самих, оказывается, надо охранять! Но сдержался, лишь равнодушно информировал:
— Сообщать особо не о чем. Когда я его знавал, он был простым воспитателем детсада.
Телохранитель глянул на обломки столика, потрогал оторванную кобуру — у него явно имелись возражения. Но тут дверь распахнулась, и в номер влетели «санитары».
— Привет, коллеги! — только и сказал телохранитель.
«Санитары» достали его быстро. Спецмашина какое-то время просто катилась рядом, а он — он брел в никуда, и асфальт плыл и качался под ногами. Но время шло, и надо было жить.
Иван остановился и поднял руку. Раскрылись задние двери спецмашины, «санитар» буркнул:
— Ладно уж, садись, бегун. Подвезем.
В палате Иван впал в буйство, был жестоко избит, скован и поколот. И лишь потом накатила спасительная тьма.
2
Поезд качался, стучал, скрипел, в окно дуло, и чем восточнее, тем пронзительнее. Вдоль полотна тянулись хмурые ельники, под деревьями лежал снег. Начало мая.
Иван неотрывно глядел в окно. Здравствуй, нелюбимая родина, серый, нищий край. Богатая Сибирь — это для очень немногих, это для воров, бандитов и торговцев, что суть одни и те же. А для простых людей — пустой лес, тощие земли и постоянный выматывающий холод.
Он ушел чисто, оставив охрану «больницы» в недоумении. Его уже ищут, конечно. И будут искать, пока не найдут. Ну и что? Спрятаться и не жить?
Иван усмехнулся. Между побегом и поимкой вполне могла уместиться целая жизнь, если, конечно, правильно использовать шансы. Иван намеревался использовать шансы только правильно.
За спиной постоянно шумели демобилизованные. Они ехали домой и желали поделиться радостью со всеми. Особенно — с юными девицами. Не то чтобы девицы были категорически против, да и солдат было достаточно много, чтобы начать делиться радостью силой. По вагонам толкались лихие молодцы и счастливо орали:
— Под столом сидит пьяный ефрейтор,
Водку пьет и тихонько поет:
— Отслужил, слава тебе, господи!
Отслужил, слава тебе, господи…
К Ивану пару раз заглянули — а вдруг надо с кем-нибудь поделиться радостью? К сожалению, не надо было. Соседка Ивана, хмурая грубая тетка, так глянула на солдатиков, что их разом вымело. Но они не огорчились, нашли приключение где-то рядом. Возмущенные возгласы, громкие голоса и пьяные замечания возросли ближе к ночи. Иван поморщился. Ну куда деться от мира людей, если он — везде? Никуда. И гнет он, и гнет… остается что? Или поддаться, присоединиться — или согнуть мир под себя. Второе невозможно по техническим причинам. Но можно поменять кое-что рядом с собой. Ровно на столько, на сколько хватает сил…
Солдатики нежно объясняли что-то девочке у окна. Парню, что сидел рядом, объясняли тоже, поводя кулаками у его носа. Легкий шум и гам, привычная картина «Отдых бойцов после тягот и лишений службы».
— А гражданских нехорошо обижать, — миролюбиво заметил Иван. — Предлагаю одуматься — и идти спать. Пока милицию не вызвал.
Часть солдат перенесла внимание на Ивана — так, ничего особенного. Черный тигр дремал, восстанавливаясь после ранений, а без боевого скафандра фигура Ивана впечатления не производила.
— А мы и есть милиция! — радостно сообщил наглый рыжий солдатик. — Бывший командир отделения оперативной группы войск «Барс», будущий командир отделения отдельного батальона МВД спецназначения, титр бронепехота, Сергей Настащук — честь имею! Ну и кого ты хочешь тут вызывать, архар?
Солдатик распрямился. Был он крепко сбитым и очень даже уверенным в себе. Тренировался, наверно, много.
— Вот и не позорь честь, — посоветовал Иван. — Разгони своих придурков по лавкам. Милиция призвана защищать слабых.
Сержант гадко улыбнулся:
— А ты где это видел?
— На Асторе, например. А сейчас увижу и здесь. Брысь по лавкам. Я бы в императорской гвардии таким, как вы, только туалет доверил бы чистить. И то под присмотром.
Солдаты оживились. Они не очень-то поняли что-то там про Астору, но слово гвардия им было знакомо — и уже неважно, императорская она или еще какая.
— Ага, гвардия! Обламывали рога и гвардии!
Неизвестно, чем бы все кончилось, но в купе заглянул сержант-татарин.
— Э, ты солдат, я солдат, зачем гражданских обижать?
Сержант мудро решил, что этих слов достаточно, и повторял их до тех пор, пока солдаты не ушли.
— Мы продолжим разговор! — пообещал рыжий. — И для кого-то он кончится оч-чень плохо и больно…
Сержант-татарин рассмеялся, обнял рыжего за плечи, подмигнул Ивану, и они удалились искать приключений в другом месте. Иван же поразмышлял — и остался, присел на уголок скамьи, прикрыл глаза.
— Помощь не требовалась! — заявила девушка, поправляя рубашку. — Я же их всех контролировала.
Она была маленькая, крепкая, светлые волосы рассыпались по плечам, нос задорно вздернут. Видимо, занималась каратэ, если уж что-то «контролировала». Парень-попутчик задумчиво тер скулу — успел получить от кого-то из защитников. Он поглядывал на Ивана в затруднении — тот сидел на его месте.
Вскоре в купе заглянул солдат, пошарил свинцовым взглядом и ткнул в парня — выйди-ка на профилактическую беседу!
— Я за него, — заявил Иван.
Солдат был не против — потому что, конечно, был не один. Иван осмотрелся, вздохнул — и дал ближайшему в глаз. Ну, ищут ребята приключений, что тут поделаешь!
И в вагоне наконец-то воцарилась долгожданная ночная тишина.
3
Как это было гадко! — с чувством сказала девушка. — Вы, конечно, специалист, видно по всему…
— Зверь! — охотно поддержала ее соседка. — Развелось нынче таких, научились убивать, на наши-то денежки, вот и распускают руки! Лучше бы мафию гонял — небось их-то страшновато? Изувечил солдатиков, уголовник…
Заглянул к девушке и ее знакомый, перешедший в другое купе. Он тоже высказал свое мнение:
— Я, конечно, преклоняюсь перед твоей силой, но на фиг оно нужно? Что ты доказал в итоге? Ничего. А подколоть тебя всегда можно, ты же не бессмертный. Ты не обижайся, но вот дергался ты зря.
Потом на станции проводница завела в вагон милицейский патруль.
— Вот этот! — указала она. — Драку устроил, пол кровью забрызгали, просто ужас!
Милиция — это было уже плохо. Но заявился рыжий солдатик с аккуратным фингалом.
— О чем базар? — угрюмо осведомился он. — Ну моя это кровь. Носом пошла. Давление у меня, в носу.
Патрульные уставились на фингал.
— Вам же не жаловались? — напомнил солдат. — И не пожалуются. Это наши внутренние дела, вам без надобности.
