— Никаких шансов?
— Ни малейших. Вы понимаете, после того, как за вами пришли, обратной дороги уже нет. Расценивайте это как стихийное бедствие.
— Всю жизнь считал самым обидным погибнуть от стихийного бедствия, без всякой вины.
— Ну, это вы бросьте! Я уже говорил — все люди виноваты, а вы, быть может, больше других. Вы не помните меня?
— Ннет, не припоминаю.
— Я вас тоже, а ведь мы учились в одном университете. И я хорошо помню таких, как вы, в молодости. Все эти разговоры о всеобщем равенстве и справедливости… Ведь вы приветствовали революцию! Да? Или нет? Если нет, то почему вы не боролись против нее с оружием в руках? Где были ваши принципы? Вы привели нас к власти, а теперь говорите, что за вами нет никакой вины!
Он молчал. Затем произнес, глядя в стол:
— Я… служил не власти, а…
— А Отечеству? Знаем, знаем. Слышали не раз в этом самом кабинете. Только не приходила вам в голову простая мысль, что каково отечество, такова и власть в нем? Давайте пишите, милостивый государь!
— Что писать?
— Что хотите. Шпионаж, диверсии, контрреволюционная пропаганда… Могу вас заверить, что приговор не зависит от конкретных пунктов. Не забудьте указать пять фамилий сообщников. Можно больше.
— Что? — он растерянно смотрел на меня.
— Что слышали. У вас есть редкая возможность свести счеты с вашими врагами. Смелее, вспоминайте, кому вы хотите отомстить.
Он решительным жестом отодвинул бумагу.
— Я не подлец!
— Ну вот, опять начинается… Да поймите вы, наконец, где вы находитесь. Система уже сожрала вас, вы уже фактически на том свете, по ту сторону добра и зла… Я иду вам навстречу, не заставляю оговаривать ваших близких, а предлагаю поквитаться с врагами — а вы строите из себя институтку.
— Я одного не могу понять, — сказал он, глядя мне в глаза, — зачем?
— Обычно людей в вашем положении волнует вопрос «почему», — усмехнулся я. — «Почему именно я?» А на вопрос «зачем» им наплевать… Меж тем вопрос «почему» в данном контексте неуместен. Потому что сегодня ты, вчера другой, завтра третий… Система. Заурядный житель Империи просто не представляет себе истинных масштабов террора… пока за ним не придут.
— Житель Республики, вы хотели сказать.
— Я хотел сказать то, что сказал. Но вернемся к вашему вопросу «зачем». Дело в том, что он точно так же неуместен. Зачем бациллы чумы губят организм больного? Им это невыгодно, они разрушают собственный мир, однако они это делают. Посмотрите, что творится. Страна охвачена истерией кровавого безумия. Жены доносят на мужей, дети на родителей. Толпы с траспарантами требуют смерти, смерти, смерти. Смерть изменникам! — орут ораторы. Толпы аплодируют. Наши люди тут же, не таясь, уводят людей из этой же толпы — аплодисменты все громче. Стоит кому-нибудь из этих кровавых маньяков, я имею в виду вождей, открыть рот — начинается истерика восторга. Меж тем сами вожди день и ночь трясутся от страха перед Верховным, а он точно так же трясется от страха перед ними и поэтому старательно и регулярно уничтожает их и набирает новых. И при этом от желающих сунуть голову в петлю и занять высокий пост нет отбоя! А вы говорите «зачем»… Это агония, это вакханалия — называйте как хотите, но не ищите здесь логики.
— По-вашему, даже на верху нет никакого логичного плана?
— Разве бациллы чумы обладают разумом? Впрочем, даже если бы и обладали — это ничего бы не меняло. Им может казаться, что они борются за сохранение личной власти или даже, чем черт не шутит, действительно за общество всеобщего братства… Все равно они остаются бациллами чумы и делают свое чумное дело.
— Но вы? Зачем вы во всем этом участвуете? Вы же сами говорите, что насилие не доставляет вам удовольствия. Вы же могли эмигрировать в начале революции… Или вы тоже не предполагали, что все так кончится?
— Как раз я-то знал это с самого начала! И, по мере своих скромных сил, помогал и помогаю именно такому развитию событий. Вы желаете объяснений? Извольте. Я служу системе не ради материальных благ и даже не ради личной безопасности. Мною движет идея — вы удивлены, не правда ли? Меж тем это так… Я с юности увлекался историей и еще тогда понял, что наше столь любезное вам Отечество, наша Империя — ничто иное, как мировое зло. Всякая империя есть зло, а в особенности такая грандиозная, как наша. Чем больше людей, тем труднее им договориться мирно; чем больше страна, тем больше насилия и подавления требуется для управления ею, тем больше нивелируется отдельная личность ради абстрактных интересов нации. Это же грандиозное надувательство — у человека отбирают все и взамен всучивают ему красивую байку о великой державе, которой он якобы должен гордиться. Чем гордиться? Тем, что его страна — динозавр с чудовищной тушей и крохотным мозгом? Бесчисленными и бессмысленными войнами, несущими зло всему миру, гигантские потери в которых на фоне необъятной Империи остаются незамеченными? Полным произволом чиновников, пользующихся тем, что в такой огромной стране центр в принципе неспособен уследить за ситуацией на местах? Тем, что инерция этой чудовищной туши гасит любые прогрессивные импульсы? Наконец, тем особым типом человека-винтика, агрессивно-покорной посредственности, который веками культивируется в империях? Нет, с этим монстром следовало покончить, пока он не подмял под себя весь мир а промышленная революция еще более, чем военная мощь, делала такую перспективу реальной. Но беда в том, что чудовище такого масштаба невозможно уничтожить извне. Даже в прежние времена Империя отражала все иноземные нашествия, а теперь и подавно выстояла бы против всего мира. Следовательно, погубить Империю можно было только изнутри. К счастью, динозавры сами несут в себе свою гибель. Неэффективность управления, неспособность быстро реагировать на изменения ситуации создали затяжной кризис, разрешившийся революцией. Я знал, что революция никоим образом не достигнет декларируемых целей свободы и справедливости. Я знал, что революционное правительство, пришедшее к власти под лозунгами свободы, развернет такой террор, который не снился даже в кошмарах ни одному императору. Я знал, что народ, еще вчера готовый растерзать офицера полиции за то, что тот обратился на «ты» к задержанному, теперь снесет все мыслимые и немыслимые унижения и издевательства и покорно пойдет на бойню, прославляя своих убийц. Я знал, что так называемая Республика есть ничто иное, как самый безумный, самый маргинальный вариант Империи, в которой все ее пороки доведены до предела, до абсурда! И я пошел служить революции. Потому что Империя наконец-то вступила в стадию коллапса, самоуничтожения. И я отдаю все силы, способствуя ее полной и окончательной гибели.
