- Что стряслось? Куда летишь, дорогая? - Юзик обхватил Любу за плечи, попытался заглянуть в испуганно остановившиеся глаза.
- Та-там, там... - заикаясь, Люба показала пальцем туда, где стояла хата. И больше ничего не могла промолвить.
- Что там? - Юзик все тряс Любу, обхватив ее полное тело. - Воры? Обокрали? Что там?
- Н-нет... Там нечистик завелся, - наконец-то выдохнула Люба, боясь даже себе самой признаться.
- Какой нечистик? Что ты мелешь, дорогуша? С ума спятила иль хватила лишнего? - Юзик говорил спокойно, только голос у него становился громче. И строже. Так бывало всегда, когда Юзик злился всерьез. Люба хорошо изучила эти нотки...
- Юзичек, я боюсь... Я ночевать дома не буду, - Люба называла мужа Юзичком не так часто и совсем в другой обстановке - когда в ночной темноте на широченном аэродроме они оставались вдвоем... - Ты только не оставляй меня одну, Юзичек!..
- Тьфу, едрит твою... - уже совсем сердито сплюнул Юзик. - Ты что, баба, рехнулась? Ты мне лучше скажи: поесть приготовила? Может, мне теперь в столовку плестись? - в голосе мужа Люба уловила знакомые металлические нотки, которых обычно остерегалась. Но сегодня, на удивление, именно эти металлические нотки действовали успокоительно. Будто стеной отгораживалась она от того неведомого и вероломного, что ворвалось в ее размеренную жизнь.
- Поесть... Да, приготовила, - лепетала Люба, заглядывая своими ожившими глазами в строгие глаза Юзика. - В холодильнике все стоит, только разогреть нужно.
- Тогда пошли в хату. Нечего мне мозги пудрить, - сказал Юзик и силой повернул Любу лицом к веранде.
Они направились к ступенькам. Но идти первой Люба не захотела. Первым шел Юзик. Как и положено мужчине, когда впереди - неизвестность.
Ужинать уселись, как обычно в такую пору, на веранде. Чтобы в хату грязь не носить. После смены Юзик сильно проголодался, а Любе еда в горло не лезла - не до еды... Поэтому Люба только подавала Юзику разогретый бульон, нарезанную и поджаренную, домашнего приготовления, колбасу, масло, чай. Глядя, как опустошаются тарелки, Люба постепенно успокаивалась.
Аппетит у Юзика был отменный, слава Богу, не жаловался никогда - за троих справлялся...
- Ну, рассказывай, дорогая, что там у тебя стряслось? - утолив голод, Юзик всегда становился мягким и добродушным, хоть ты погладь его. Вот и теперь, закурив "Приму", развалившись в кресле, он цепким неторопливым взглядом окинул фигуру Любы. - Может, твой нечистик еще из-под кровати не успел выползти, а? Сейчас проверочку устроим. И что тогда с тобой будем делать, если я его оттуда вытащу, а?..
Нынешней весной Юзик стал отращивать усы. Эти непривычные для Любы усы, торчащие из-под прямого длинного носа, делали Юзика неузнаваемым.
Глядя на подобревшего, улыбающегося мужа, Люба неожиданно засмеялась. Почудилось, будто вовсе не она прожила с Юзиком двадцать лет, будто все вернулось в то время, когда Юзик отбил ее у березовских кавалеров на танцплощадке, а она, растерявшись, не знала, как избавиться от его настырных горячих рук и черных глаз, в которые страшно было глядеть - как в омут, затягивали...
У-у, бессовестный, настырный!.. И теперь за каждой юбкой готов увязаться, за ним глаз да глаз нужен - на гулянку одного нельзя отпускать... Еще и теперь одни лишь бабы в голове. И когда только перебесится, неужели только к пенсии?
Почему-то сразу стало веселее. Что-то свалилось с души, она даже приободрилась от знакомого цепкого взгляда, казалось, раздевающего ее.
Были у него такие замашки, были у паразита...
- И сказать кому - не поверят... Ты пошел на работу, я навела порядок в хате, накормила свиней и кур, пошла на огород - все лебедою заросло. Вдруг захотелось в спальню заглянуть. Зашла. Гляжу - подушка в ногах лежит. Ну, думаю, совсем голову потеряла, - Люба присела на табуретку напротив Юзика. Рассказывала и смотрела на мужа. Тот слушал, загадочно улыбался... Поправила я подушку, положила на место, это хорошо помню, а после обеда снова в спальню заглянула. Тут уж просто затрясло меня, как осиновый листочек задрожала: вся постелька перевернута. Будто после меня ее кто-то перестилать вздумал. Да не по-человечески, а вверх ногами.
- Как это - вверх ногами постель лежать будет? - Юзик засмеялся и подошел поближе к Любе.
- Да не до этого мне теперь, - Люба ладошкой шлепнула Юзика по руке. Она застегнула халат, который всегда расстегивался не вовремя, и затараторила: - Ну как ты не понимаешь: простыни наверху, а покрывало и одеяло внизу.
- Неужели? - усмехнулся Юзик. По глазам было видно: говорил одно, а думал другое...
Тогда Люба поднялась с табуретки, чтобы и самой не заводиться и чтобы он отцепился.
- Тебе все шуточки. Тебе одно на уме... А мне тогда - не до смеха было. Руки дрожат. И внутри все колотится. Кое-как постель в порядок привела и выскочила из хаты. Трясет всю. Сначала думала к соседям бежать. Походила немного по двору, успокоилась и решила снова в хату заглянуть. Ну, думаю, если и на этот раз... И вот... Вот теперь ты сам все увидишь, своими глазами, что там стряслось. И сам тогда скажи, кто мог это сделать?
Неожиданно у Любы опять затряслись губы. От обиды, что Юзик не верит ни одному ее слову. От недавно пережитого страха. И правда - она всегда такая горемычная, а тут еще и эта беда на голову...
А все, наверное, из-за того, что святое письмо не переписала двадцать два раза. Неделю назад это письмо кто-то в почтовый ящик подкинул. В нем было написано:
"СВЯТОЕ ПИСЬМО
Слава Богу и святой Богородице. Аминь! 12 лет мальчик болел. На берегу моря он встретил Бога. Бог дал ему в руки святое письмо и сказал переписать его 22 раза и разослать в разные стороны. Мальчик сделал это и выздоровел. Одна семья получила письмо, и в дом через 36 дней пришло большое счастье. Другая семья разорвала письмо, и в этот дом пришло большое горе. Перепишите письмо 22 раза, и через 36 дней к Вам придет большое счастье. Если Вы продержите это письмо более 30 дней - горе и неизлечимая болезнь придут к вам. Переписка ведется с 1953 года. Обращайте внимание на 6-й день".
Люба не сказала Юзику о святом письме, она знала, что тот посмеется над ней, а потому тайком переписала его, но не двадцать два раза, а только двенадцать. На большее времени не хватило. И вот, на тебе, началось...
Видимо, Юзик уже сообразил, что Люба расстроена всерьез, поэтому он сказал:
- Ну хорошо, хорошо... Успокойся. Пойдем вместе, взглянем, что там творится. Не бойся, если что - быстро наведу порядок. - Юзик с детства был отчаянным, хватким, если что не так - залимонить мог каждому, долго упрашивать не надо... Когда-то на березовской танцплощадке, где он впервые увидел Любу и почувствовал к ней симпатию, к нему пристали трое парней. И что же - справился, у милиции помощи не попросил, правда, после того вечера без переднего зуба остался. Но - ничего, на его место поставил новый, золотой. Заодно и Любу прихватил - на всю жизнь. Будто привязали ее к нему после той памятной драки, благо на танцплощадку он ее ни разу не отпускал наверное, боялся, что отобьют.
