Пауэрс усмехнулся, потом взглянул на Калдрена. Мгновение они уныло смотрели в глаза друг другу, через минуту правая щека Калдрена дернулась нервным тиком. Калдрен с усилием овладел мускулами лица, злой, что Пауэрс был некоторое время свидетелем его замешательства.
- Как пошли у тебя сегодня дела в клинике? - спросил Пауэрс. - Все еще у тебя бывают... головные боли?
Калдрен сильно сжал губы, видимо, раздраженный вопросом.
- Кто в конце концов занимается мной, вы или Андерсон? Есть у вас право задавать мне сейчас такие вопросы?
Пауэрс пожал плечами.
- Нет, скорей всего, - сказал он. Внезапно он почувствовал себя страшно усталым, жара вызывала у него чуть ли не головокружение, ему хотелось расстаться с ними как можно скорей. Он открыл дверцу машины, но осознал, что Калдрен может поехать за ним, чтобы столкнуть его где-нибудь по дороге в кювет, или заблокировать своей машиной дорогу так, чтобы он вынужден был ехать за Калдреном в жаре полудня. Калдрен был способен на любое безумство.
- Ну, я должен уже идти, есть еще кое-какие дела, - сказал он, а потом добавил более резко. - Позвони мне, если Андерсон когда-нибудь не сможет тебя принять.
Он махнул им на прощание рукой и отошел. В стекле окна он еще видел, как Калдрен внимательно приглядывается к нему.
Он вошел в здание отдела неврологии и несколько минут стоял чуть ли не счастливый в холодном вестибюле. Наклонам головы поздоровался с медицинскими сестрами и вооруженными револьвером стражником у столика привратника. По каким-то странным причинам, которые он никогда не мог себе уяснить, спальные залы блока всегда были полны зевак, большей частью чудаков и сумасшедших, которые пришли сюда, чтобы предложить больнице свои магические антинаркотические средства. Часть из них были и нормальными людьми. Многие прибыли с тысячемильных расстояний, гонимые, видимо, странным инстинктом, как мигрирующие животные, чтобы осмотреть место, в котором навеки упокоится их род.
Пауэрс прошел коридором, который вел к конторе администрации, взял ключ и через теннисный корт дошел до бассейна на противоположной стороне двора. Бассейном уже несколько месяцев не пользовались и замок в дверях действовал только благодаря стараниям Пауэрса. Войдя внутрь, он замкнул за собой дверь и, медленно двигаясь по некрашенным доскам, дошел до самого конца - наиболее глубокой части бассейна. Он остановился на трамплине и минуту смотрел на идеограмму Уайтби. Идеограмма была кое-где прикрыл мокрыми листьями и клочками бумаги, но образ все еще можно было разобрать. Он занимал чуть ли не все дно бассейна и на первый взгляд припоминал как бы огромный солнечный диск с четырьмя радиальными плечами - примитивную юнговскую мандалу.
Раздумывая, что склонило Уайтби выбить незадолго до смерти эту странную фигуру, Пауэрс внезапно заметил что-то движущееся по середине диска. Черное, покрытое скорлупой животное длиной в фут возилось в грязи, с трудом приподнимаясь на задних лапах. Скорлупа животного была изрисована и в какой-то степени напоминала панцирь армадила. Дойдя до края диска, животное на секунду задержалось, заколебалось, после чего отступило обратно к центру, не желая, или не имея возможности перейти узкий ровик.
Пауэрс осмотрелся вокруг, потом вошел в одну из кабин, окружающий бассейн, и сорвал с заржавевших держателей небольшой шкафчик для одежды. Держа его, он спускался по хромированной лестнице на дно бассейна и приблизился к явно обеспокоенному животному. Оно пробовало бежать, но он схватил его и впихнул в шкафчик.
Животное было тяжелым, весило по крайней мере не меньше кирпича. Пауэрс дотронулся до массивного оливкового панциря, из которого высовывалась треугольная голова, похожая на голову ужа. Он смотрел на ороговевшие конечности, которые видом напомнили ему вдруг шипы птеродактиля. Минуту он приглядывался морганиям глаз с тремя веками, смотревших на него со дня ящика.
- Ожидаешь сильной жары, - сказал он тихо.
- Этот свинцовый зонтик, который на себе носишь, должен тебя охлаждать...
Он закрыл дверку, вылез из бассейна, прошел через контору администратора и направился к своему автомобилю.
"...Калдрен все еще за что-то на меня обижен (написал Пауэрс в своем дневнике). По каким-то причинам не хочет согласиться со своей изоляцией, постоянно вырабатывает новые ритуалы, которые должны заменить ему часы сна. Я должен быть, быть может, сказать ему о своем быстро приближающемся нулевом рубеже, но он наверняка воспринял бы это как последнее, непростительное оскорбление. Я имею в избытке то, чего он так отчаянно жаждет. Неизвестно, что могло бы случиться. К счастью, эти мои ночные кошмары в последнее время пока ослабели...
Отодвинув дневник в сторону, Пауэрс наклонился над столом и некоторое время смотрел через окно на белое дно высохшего озера, тянущееся до самого горизонта. На расстоянии трех миль, на противоположном берегу, в ясном воздухе второй половины дня вращалась чаша радиотелескопа; с его помощью Калдрен неустанно вслушивался в Космос, бродя в миллионах кубических парсеков пустоты, как кочевники, открывающие море на берегах Персидского залива.
За спиной Пауэрса мурлыкал климатизатор и холодная струя воздуха расплывалась на светло-голубых стенок комнаты, едва видных в сумерках. Снаружи воздух был ясным и тяжелым, из зарослей позолоченных кактусов тут же под окнами клиники выливались волны жара, разливаясь по острым террасам двадцатиэтажного здания неврологии. Там, в молчащих спальнях, изолированных замкнутыми ставнями, неизлечимых спали своим бессонным сном. Было их уже в клиники больше пятисот, обитателей форпоста гигантской армии сомнамбуликов, выполняющей свой последний марш. Едва пять лет минуло с тех пор, как в первый раз распознали симптомы наркомы, но огромные правительственные больницы уже были готовы к приему тысяч. Случаи наркомы становились со дня на день все более многочисленными.
Пауэрс почувствовал себя усталым. Он глянул на руку, туда, где обычно носил часы, задавая себе вопрос, сколько еще времени до восьми, до начала его сна на этой неделе. Он засыпал сейчас всегда перед сумерками, и знал, что вскоре подойдет его последний рассвет.
Часы были в кармане и он напомнил себе, что решил его уже никогда не использовать. Так что он сидел, присматриваясь к книжным полкам, располагавшимся напротив письменного стола. На них был ряд переплетенных в зеленое публикаций Комиссии по Атомной Энергии, которые он принес сюда из библиотеки Уайтби, как и статьи, в которых Уайтби описал свою работу в Тихом океане после взрыва водородной бомбы. Многие из них Пауэрс знал чуть не наизусть, читал их сотни раз, стремясь понять последние открытия умершего биолога. Насколько легче было бы забыть Тойнби!
