- И я надеюсь, - пожилой водрузил очки на нос, - как знать, допустимы и даже ...э-э, приемлемы и необходимы совместные м-м..., холера ясна, таинства, служения! Давайте выпьем за это.
Мужчина в куртке, брюнет лет тридцати пяти с черной бородкой на бледном лице, поднял тонкими пальцами рюмку с коньяком.
Они выпили, глядя друг на друга. Опуская руку, брюнет мельком взглянул на часы.
- О-о, - пожилой господин приподнял брови, - пану совсем не обязательно провожать меня, самолет на Варшаву только через четыре часа. Я понимаю ваше нетерпение, тем более, что сегодня очень удачный день для, - он опять запнулся, - для мессы, обряда. Не забудьте: точность рун, правильность имени и слов молитвы. К сожалению, латынь теперь мало кто знает.
- У меня медицинское образование.
- Да, да, я помню. Это хорошо. Однако, пан Рец, вы упустите время. Нынешняя ночь очень, очень подходит.
- Пожалуй, вы правы, господин Стаховский, - Рец встал, - я, конечно, сообщу вам о результатах.
Стаховский проводил его до лестницы на первый этаж.
- Надеюсь, вы понимаете, что мы не афишируем свою деятельность, и, к сожалению, я не смогу оставить вам свою визитную карточку. Впрочем, запишите телефон, - он продиктовал номер. - Скажите, - Стаховский несколько замялся, удерживая руку собеседника в прощальном рукопожатии, - ваш э-э..., псевдоним, он очень напоминает одно имя.
Рец улыбнулся.
- Да, вы угадали. Но в русской транскрипции оно звучит несколько странно и я просто добавил нечитаемую букву. Согласитесь, барон Жиль де Рэ Жиль де Лаваль барон де Рэ, сеньор де Блезона, Шемийе, Ла Мот-Шатура, предводитель дворянства герцогства Бретань, маршал Франции, сподвижник и телохранитель Жанны д'Арк, 1404-1440г. Обвинен в колдовстве, вызывании демонов, ереси, убийствах. Отлучен от церкви, казнен. Получил прозвище Синяя Борода.был неординарной личностью.
- Несомненно, несомненно. Конечно, немного театрально: барон де Рэ, Синяя борода, но это впечатляет.
Рец вышел под мелкий апрельский дождь, оглянулся и помахал собеседнику. Стаховский поднял руку и не опускал ее, пока серебристый "гранд чероки" не скрылся за гостиницей, выезжая на Ленинградский проспект. Потом он расплатился в баре, вышел на площадь и подозвал такси.
- В Шереметьево. К рейсу Москва - Рим. И хотелось бы побыстрее, нетерпеливо скомандовал он водителю.
- Алло, Вика, это я, - Рец, обозначив поворот, пересек проспект возле метро "Динамо", - собираемся сегодня ночью. Нужны два чистых, невинных существа. Не важно какие. Подготовьте все к двум часам.
У кафе возле стадиона, несмотря на поздний час и накрапывающий дождь, тусовались любители то ли футбола, то ли просто выпить. Небритые нацмены, стоя возле подержанных иномарок, обсуждали свои вечные проблемы, оживленно жестикулируя. Вдоль стадиона Рец проехал к Нижней Масловке, свернул налево и припарковал машину в тихом дворе кирпичной пятиэтажки. Выключив двигатель, он взял с соседнего сидения пакет, просмотрел содержимое и посидел несколько минут, прикрыв глаза.
- Да, - прошептал он, - сегодня я пойму прошлое и настоящее. Я узнаю будущее и стану первым среди подобных и подобным Великим.
Закрыв машину, он вошел в подъезд.
Остановив джип за несколько кварталов до нужного дома, Рец прошел оставшуюся часть пути пешком. Мокрые улицы были пусты. Дождь то усиливался, то стихал. Московская ночь обволакивала, оседала каплями на лице, окружала редкие фонари ореолом тумана. Мокрые стены домов посерели от влаги. Перепланировка города почти не коснулась центра столицы. Старые купеческие дома прошлого века, возведенные на месте еще более древних, сохранились почти в нетронутом виде. Лишь некоторые были перестроены под современные офисы.
Через решетчатую дверь в невысокой чугунной ограде Рец прошел во двор одного из домов. Остановившись в тени кустов сирени, он еще раз осмотрел улицу, затем проверил знак, нарисованный мелом на стене у подъезда, и вошел внутрь. В особнячке располагалась чудом уцелевшая контора советского образца. Контора потихоньку умирала, продолжая по инерции что-то согласовывать и чем-то руководить. Денег на ремонт помещения не было, и подъезд являл жалкое зрелище облупившейся краски на стенах и выщербленных ступеней. Впрочем, толстые стены защищали как от жары, так и от холода.
Рец постучал в обшитую жестью дверь полуподвала. Через несколько минут дверь открыл худой парень в бесформенном свитере и вытертых джинсах на тощих ногах. Его длинные сальные волосы его были забраны в хвост, отечное лицо со слезящимися глазками выражало нетерпение.
- Все посвященные здесь? - спросил Рец, проходя внутрь.
- Все, все, - зачастил парень, задвигая за ним засов, - подготовили место, как ты сказал. Что так долго? Ну, что, сегодня?
- Да.
Подвал был загроможден сломанными ящиками и подмокшими картонными коробками из-под тары. Тусклая грязная лампочка на шнуре освещала середину помещения, оставляя стены в тени. Пахло сыростью и кошачьей мочой, с труб отопления капала вода. В углу парень отодвинул кусок фанеры. За ним в стене было пробито отверстие в половину человеческого роста. Рец пропустил вперед провожатого, пролез в пролом и задвинул за собой фанеру. Парень зажег фонарь. Кирпичные своды старого подземного хода смыкались над головой. С одной стороны проход был завален слежавшейся в камень землей и обломками кирпича, с другой - ступени вели вниз, в темноту. Спуск привел к кирпичной арке. Эхо шагов гасло среди кирпичных стен, пропадая, словно капли воды в песке. Повеяло сухим холодом и пылью. Рец, отведя в сторону лохмотья паутины, шагнул вперед. В небольшом помещении на стене чадил факел. Красноватый отблеск освещал кусок земляного пола возле еще одной арки. На широкой доске, уложенной на кирпичи под факелом, лежала одежда, сумки, стояла накрытая тряпкой плетеная корзина.
- Переоденься, - сказал Рец, - иди ко всем и ждите меня.
Провожатый достал длинный балахон, надел его через голову, накинул капюшон и вышел в соседнее помещение. Рец освободил место на доске и достал из пакета папку для бумаг, широкую серебряную чашу и нож с черной рукояткой. Последней он вынул из пакета свернутую в трубку рукопись, перевязанную витым шнурком. Подойдя к свету он развязал шнурок, развернул ее и, шевеля губами, несколько раз перечитал написанный каллиграфическим почерком латинский текст. Восковая печать внизу листа была смазана, но Рец все равно с видимым удовлетворением осмотрел ее. Чадящий факел отбрасывал на стену и пол изломанную тень Реца. Достав из папки несколько листов бумаги, он взял нож, чашу, накинул капюшон и прошел в следующую комнату. Здесь было гораздо светлее. По стенам горели факелы, освещая выложенные потемневшим от времени белым кирпичом стены и свод. Возле вбитых в кирпич колец для светильников камни были черны от копоти. Несколько человек в длинных балахонах, вполголоса переговариваясь, ожидали его. В одной половине помещения был выложен круг из камней, рядом на земле был расчерчен треугольник и еще один, тщательно выметенный изнутри круг. В центре каменного круга стоял небольшой алтарь. Еще один алтарь находился между нарисованным кругом и треугольником. По углам треугольника, в массивных низких подсвечниках горели белые свечи.
