Шурку аж передернуло от отвращения, что — что, а кошек он не любил.
Не живых не вареных.
Но альтернатив было немного, или жри или умри…
Шурке досталась ножка. С жадностью впившись в жестковатое мясо, он однако заметил что кошка отнюдь не дурна, и по вкусу скорее напоминает курицу нежели дохлых клопов, как казалось ранее. Вспомнилось как на Новый год в детдоме на обед давали картошку с каким-то непонятным мясом. Воспитательница говорила — это курица. Но теперь-то Сашка знал, что это за курица, та, что бегает по крышам и по ночам надрывно мяучит.
— Слушай Шурка, — нарушил методичное чавканье Дылда, — тут вот кореш дело предлагает.
— Что еще за дело? — парень насторожился превратившись в одно большое ухо.
— Да дело как пить дать беспроигрышное, — заговорил доселе молчавший тип в сером линялом, но довольно чистом пиджаке. Непримечательное лицо, крючковатый, как у стервятника, нос, глубокие цепкие глаза. Чувствуется повидал многое, прежде чем оказаться в одной компании рядом с несмышлеными беспризорниками.
— Ну так вот, — продолжил тип в пиджаке, — есть богатая квартира, сегодня хозяева сваливают на дачу, хата остается пустой. Конечно через дверь не войти, этаж второй, форточка широкая, нужен маленький пацаненок который…
— Я понял, на что ты намекаешь, — резюмировал Шурка, — я и есть тот пацаненок.
— Вот именно! — Субъект по-отечески похлопал смышленого пацана по плечу.
Хотя откуда детдомовцу знать, как хлопает по плечу отец, гладит по голове мать, нет, эти сволочи бросили его на произвол судьбы, оставили в приюте, лишили свободы. Мороз пробежал по коже, костлявые пальцы сжались в не менее костлявые кулаки. О, как он ненавидел родителей, как мечтал найти их и…
— Я согласен, — Сашка протянул озябшие руки к костру. Близилась ночь, не предвещавшая ничего хорошего.
На небо выплыла пьяная располневшая луна. Долгое время она еще пряталась за тучей, не решаясь выползти в темное ночное небо. Таинственный голубовато-сиреневый свет очертил силуэты четверых, копошащихся возле пятиэтажного дома сталинской постройки.
— Сюда, быстрее! — просипел бородатый, — здесь есть пожарная лестница.
Шурка мимоходом оглядел дом — еще из древних, весь в резных колоннах, окна, не окна а целые витражи. Что-то больно ткнулось в плечо. Кулак Дылды, будь он неладен. В лунном свете его прыщавая физиономия выглядела устрашающе, прямо маска франкенштейна.
— Возьми, — бородатый сунул в руку заточку, — пригодится, если что.
Шура молча сунул железку за пояс.
— Ты поосторожней малец, — осклабился бородатый, обнажив два неполных ряда гнилых черных зубов — пузо себе не проткни.
Не оглядываясь, парень полез наверх по ржавым скользким прутьям пожарной лестницы. Ступенька под ногой подозрительно хрустнула, Сашка чертыхнулся, пополз дальше. Форточка действительно оказалась большой и широкой, но к сожалению, запертой изнутри. Вот теперь и пригодится заточка, — Шурка достал из-за пояса длинный остроконечный прут, вставил его в проем между рамой и что есть силы надавил. Кряхтя и скрипя, точно старуха, мучимая радикулитом, форточка наконец поддалась. В лицо ударил аромат недоступного богатства и роскоши, пахло дорогими духами и чем-то еще, каким-то доселе неизвестным — теплом… и уютом.
— Осторожнее, — хриплый шепот Дылды прокатился по темным закоулкам.
— Да заткнись ты! — в сердцах прошипел Шурка змеей вползая в комнату.
Осторожно ступая на узкий подоконник огляделся, тихо, только слышен ритмичный стук настенных часов да шебуршание в коридоре. Стервятник поджидает.
Мальчишка любил давать прозвища людям, но точно сам не знал почему окрестил бомжа птичьим именем. Наверное из-за узкого хрящеватого носа, а может, потому что он и есть самый настоящий стервятник, издали чувствующий запах падали.
Комната была поистине огромной. Даже в темноте Шурка видел шикарное убранство здешних обитателей. Непонятная, необъяснимая злость сковала сердце.
— Жиды, — ненавидяще прохрипел он, — зажрались падлы, ну ничего, я вам устрою.
Роскошная хрустальная ваза, мирно покоившаяся на журнальном столике полетела в огромное витражное зеркало. Оглушительный звон разбитого стекла нарушил идеальную тишину ночи, словно искорки, полыхнули в лунном свете осколки хрусталя. И тут, совсем уж некстати в соседней комнате заскрипела кровать и противный квакающий голос запричитал:
— Что ж это творится, не сна нет, не отдыха, опять сорванцы стекло разбили.
Шурка опешил. Так вот значит, как хозяева уехали на дачу, стервятник его попросту подставил. Парень крепче сжал в руках двадцатисантиметровый стальной прут и обливаясь потом замер в ожидании. Широкая дубовая дверь заскрипела, отворяясь, на пороге возник старый тщедушный человечек. Ростом чуть выше Саньки, костлявый и угловатый как скелет из школьного кабинета анатомии. Мальчишка даже опешил — живет в роскоши, а сам ели ноги переставляет.
— Кто здесь, — забеспокоился хозяин, впопыхах напяливая очки. Костлявая рука потянулась к выключателю.
Действовать приходилось быстро, если старик включит свет, все пропало, такой шум поднимется, что в Караганде услышат. Отточенный железный прут вошел в тщедушное тело как раскаленный нож в масло. Хозяин квартиры захрипел хватаясь за кровоточащий живот. Шурка втыкал прут еще и еще. Железка входила туго, видно упиралась в ребра. После удара в шею старик упал навзничь, конвульсивно дернулся и затих. На роскошном персидском ковре расплывалось огромное черное пятно, в полумраке комнаты похожее на лужу мазута. Он мертв, — подсказывал разум, но Шурка продолжал втыкать прут в уже остывающее тело. Сдохни падаль, — кричал кто-то злобный внутри.
Когда багровая пелена спала с глаз, парень поднялся с колен, вытер окровавленную заточку об майку старика. Только сейчас заметил, что сам с ног до головы забрызган липкой, дурно пахнущей жижей. В дверь уже настойчиво скреблись.
Шурка рукавом вытер лоб, перепачканный потом и кровью, открыл замок. В прихожую ввалились Дылда со стервятником. Взглянув на Сашку оба отшатнулись, будто приведение увидели. Тот лишь зло усмехнулся и развернувшись на сто восемьдесят градусов направился в ванную отмываться.
— Ты его замочил? — в ужасе скулил за спиной Дылда.
— Да, — кровь, смываемая тонкими струйками воды, стекала с рук и исчезала в сливном отверстии финской раковины. Только сейчас, увидев свое отражение в зеркале Шурка ужаснулся. Ввалившиеся щеки, злые серые глаза, грязная физиономия в бардовых разводах, волосы до плеч, уродливые немытые.
