– Что? Непохоже? – вызов прозвучал ещё отчётливее.
– Простите, сударыня, трёхдюймовый слой грязи на вашем сиятельном лике мешает мне точно установить ваш возраст, – раздражённый её заносчивостью, резко сказал он и протянул ей палку. – Держи.
Она взяла и, видимо, уже пожалев о своём тоне, послала Дарту извиняющийся взгляд, однако настороженное выражение лица не исчезло. Дарт подумал, что, похоже, невольно ударил её по больному месту.
– Ну, ладно, пошли, – вздохнул он и закинул котомку за спину. – Зовут-то тебя как?
– Этне. А… тебя?
– Дарт.
– Я гонец, – вдруг сообщила она со странной смесью гордости и смущения.
– Да? – усмехнулся он, пожалев про себя её адресата.
– А ты? Менестрель? – с интересом спросила она, кивнув на лютню за его плечом.
Дарт посмотрел на неё и сухо, невесело усмехнулся.
– Нет.
Они шли молча, экономя силы. Воздух был сырым, промозглым, от него драло горло и хотелось пить. Дарт время от времени посматривал на Этне, ковылявшую рядом. Она ни разу не пожаловалась, и почему-то это было ему приятно. Он рассудил, что за такое мужество она заслужила раннего отдыха и предложил остановиться на ночлег задолго до наступления темноты, благо они как раз проходили мимо ручья.
Дарт собрал хворост для костра, потратив на это немало времени и проклиная сырость болот. Когда он вернулся, Этне, умывшаяся и посвежевшая, уже разделывала какого-то зверька, напоминавшего большую крысу. Дарт отметил, что девчонка всё-таки хорошенькая, и даже маленький шрам под нижней губой её не портил, скорее наоборот. На изумлённый вопрос Дарта, где она взяла зверька, Этне спокойно ответила, что он пробегал мимо, и она запустила в него ножом. Дарту оставалось только возблагодарить провидение за столь находчивую спутницу. В этом чёртовом лесу вообще очень редко встречалась подобная живность. Одни пауки и мокрицы.
Этне проткнула освежеванную тушку заострённой веточкой, подержала над костром, надкусила, пожевала, протянула Дарту. Он принял свою долю с благодарностью. Мясо было терпким, но довольно вкусным.
– Долго ты в этой яме просидела? – спросил он наконец.
– Всю ночь, – опустив глаза, ответила она. – И часть дня… Я вечером свалилась.
– Повезло тебе. Сто против одного, что здесь никто не появился бы ещё долгие месяцы.
– Но ведь появился ты. И… – она вдруг осеклась и закончила – тихо и как-то странно: – …спас мне жизнь.
Дарт кивнул, разглядывая её лицо. «Не красавица, но вполне ничего… И никак ей не дашь двадцати пяти, никак. Наверное, врёт».
– Что так смотришь? – тихо спросила она. Мокрые волосы – как оказалось, светлые – небрежно спадали ей на плечи и лоб, и она казалась упрямым злым мальчишкой.
– Как ты здесь оказалась?
Этне пожала плечами, отвела взгляд. Ему не нравилась отстранённость, с которой она это сделала.
– Говорю же: я гонец, – пояснила она. – У меня было очень спешное поручение. Ну, теперь уже просрочено, конечно… Торопилась… вот яму и не заметила.
– Её немудрено не заметить, – пристально глядя на Этне, сказал Дарт. – Это старая волчья яма, Бог знает сколько лет назад её выкопали. Здесь ведь давным-давно никто не живёт. Даже лесников, и тех нет. И дорог тоже.
Она вскинула на него сердитые, но по-прежнему настороженные глаза.
– Ты на что намекаешь?
– Ни на что. Просто не понимаю, почему ты для доставки столь спешного поручения ломанулась через дикие болотистые леса.
– Послушай, но я ведь тебя не спрашиваю, что ты здесь делаешь, верно? – резко спросила она и откинулась назад, запрокинув лицо к небу.
Дарт ещё минуту смотрел на неё, потом откусил от прожаренной крысиной тушки. «В самом деле, она ведь не спрашивает. А если бы спросила, разве я сказал бы правду?»
– Хочешь? – он протянул Этне остаток.
– Доедай, – отмахнулась та, по-прежнему глядя в темнеющее низкое небо.
Дарт пожал плечами. Доел, стряхнул кости в огонь.
– Давай спать.
Этне не возразила. Дарт улегся на мягкую землю, подстелив плащ, снял с плеча лютню, положил под голову. Этне продолжала смотреть в небо.
Звезды моргнули и погасли.
Дарт проснулся рано, до рассвета – сказывалась выработанная за последние два года привычка. Костер догорел, сырые угли вяло истекали струйкой дыма, обвивавшей обугленный скелетик болотной крысы.
Этне поблизости не было.
Дарт приподнялся, схватился за лютню, вздохнул, то ли с облечением, то ли раздраженно. «И куда девчонку понесло? А впрочем, ее дело». Он даже чувствовал некоторое удовлетворение. Ему не нравилось, как она на него смотрела, не нравилось ее предположение, не пением ли фривольных куплетов он зарабатывает себе на жизнь. Хотя она была права. Почти.
Поэтому он с легким сердцем двинулся дальше.
Он догнал ее меньше чем за час, что, в общем-то, было неудивительно – Этне шла гораздо медленнее его, к тому же, похоже, она плохо ориентировалась в этой местности. Дарт, пробиравшийся сквозь леса уже больше месяца, чувствовал себя здесь почти как дома; кроме того, недавно он видел скелет собаки, значит, человеческое жилье не очень далеко. Этне же, что бы она там ни говорила, оказалась здесь случайно. Он видел растерянность на ее лице, когда она стояла, оперевшись о палку, и оглядывалась по сторонам.
– Все нормально, ты правильно идешь, – сказал Дарт.
Она порывисто обернулась и, как показалось Дату, слегка побледнела. Похоже, она полагала, что оторвалась от него на большее расстояние. «Странно, – подумал Дарт, ловя ее затравленный взгляд. – Такое впечатление, будто она меня боится».
– Почему ты ушла? – непринужденно спросил он, подходя ближе.
– Мне лучше идти одной, – резко ответила Этне.
– Уверена?
– Да!
– Как хочешь, – Дарт пожал плечами, демонстративно прошел мимо, бросив на ходу: – По скалам ориентируйся, они всегда должны быть слева.
– Я знаю! – вспыхнула она, словно он сообщал ей очевидные вещи.
– Ну хорошо, – кивнул Дарт и, запнувшись на миг, вполголоса сказал: – Слушай, зачем ты так?.. Я ведь ничего тебе не сделаю.
Она снова вспыхнула, снова мотнула головой. Дарт помолчал, опять кивнул и, развернувшись, пошел прочь. Его так и подмывало обернуться и посмотреть, глядит ли она ему вслед, но поборол искушение. В конце концов, какой в этом смысл? Но на самом деле ему просто не хотелось увидеть ее, бледную, маленькую, нетвердо опирающуюся на кривой грязный сук, такую одинокую посреди бескрайнего осеннего леса.
Он шел около часа, упрямо глядя в жухлое месиво прошлогодних листьев, которое топтали его ноги, потом остановился. Вспомнил маленький шрам у нее под губой. Какое-то время безуспешно боролся с этим образом. Потом сел на широкий темный пень, снял лютню с плеча, посмотрел на ее, надел снова. И стал ждать.
