Надо же! Девять литров – коту под хвост! – чуть не заплакал я, догоняя две уцелевших бутылки. – Хорошо хоть водка не пострадала!
– Эй, угости пивком!
Вот сволочь! У человека горе, а он еще и подкалывает!
– Пошел на…! – внятно сказал я прямо в чумазую морду, что вынырнула из трюма. И протрезвел.
К моему удивлению, кругом было людно. (Еще бы, разгар рабочего дня!) Начальство в погонах с широкими лычками брезгливо отряхивало форменные штаны, гоняя по пальцам пивную пену.
"Свинья!" – мысленно произнес седовласый гигант с шевронами капитана-наставника.
Критику я проглотил, счел ее справедливой. – И правда свинья! Это же надо, восемнадцать бутылок!!! Хорошо хоть не водки!
Шагая на борт "Инты", я выронил сразу две "беленьких", – выпали из карманов. Их подхватил на лету тот самый чумазый тип:
– Бутылочку не продашь? – спросил, возвращая пропажу.
– Ты что?! – возмутился я. – Если кто-то узнает, что Антон на "Двине" водкой торгует, – заплюют! И правильно сделают! Рад бы помочь, да никак не могу. У нас на борту полна хата голодных ртов. И вы расстарайтесь, раз припекло. – Зашлите кого-нибудь на "железку".
– Тут видишь какое дело, некого посылать. Регистр у нас.
– Регистр?! – (Так, так, так, что-то мне это напоминает!) – А как называется ваша посудина?
– С утра называлась "Норильск".
– Во! – Меня осенило. – А ты кто такой?
– А я старший механик.
– "Дед", значит… Ну, ладно! Если не врешь, загляну!
Заглянул я к нему с литрушкой в кармане. Сразу предупредил:
– Не продаю, угощаю!
– Заметано!
Звали стармеха Леха Рожков. Жил он в стандартной каюте, но довольно зажиточно. В узкую щель между переборкой и рундуком, умудрился втиснуть холодильник "Морозко", а на синий линолеум пола, постелил хоть и старенький, но настоящий ковер. Это говорило о том, что "дед" в экипаже – человек постоянный, а значит, – свой, Архангельский, не вербованный, не лимитчик. Пил он тоже по-нашему: без закуски. Стакан хватанул, и сказал:
– Зашаило!
– Ты у себя? – Одновременно со стуком, в каюту протиснулся рыжий приземистый хлопец в рыбацком свитере.
Это мне не понравилось. Ни "Здравствуйте!", ни "Приятного аппетита!" (Хоть я и не представляю, как аппетит может быть неприятным), а сразу:
– Ну что там у нас с КИПами?
"Что нам у нас с КИПами", было мне совершенно по барабану. Пока Леха оправдывался, я позволил себе задуматься о насущных делах. Дел было много. Перенести вещи, как следует "затовариться" водкой. И, пожалуй, самое главное, – зацепить бабенку без комплексов, чтоб было над чем попотеть…
– Это наш капитан, – обращаясь ко мне, наконец, пояснил стармех.
– Какой такой капитан, – встрепенулся я, – случайно не Витька Брянский? (Именно эта фамилия фигурировала в моем направлении).
– Виктор Васильевич Брянский. А что? – насторожился рыжий.
– Так, ничего… Садись, капитан, выпьем!
– Не пью! – (Он хотел сказать, "не пью с алкашами", но передумал).
– Тогда мы с тобой не сработаемся!
У него округлились глаза:
– Ты вообще-то откуда, прохожий?!
Нервы у него тоже ни к черту! Надо понимать, обижает!
– Я то?! – мой голос напрягся и зазвенел в предвкушении драки. – Я вообще-то начальник радиостанции, а также акустик и навигатор, – все в едином лице. Хотел пойти на твой пароход. Думал, здесь работают люди!
– Направление покажи!
Я плюнул в ладонь, и скрутил ему дулю:
– Может тебе и диплом предъявить, чтобы ты из талона решето сделал, дурак гребаный?!
Витьку перекосило. Он решил ухватить "пьяного наглеца" за шиворот, выволочь, как щенка с вверенной ему территории, и вышвырнуть на причал. А хренушки!!! Когда я на взводе, мысли людей для меня – открытая книга. И это бесит еще сильней!
Не глядя, я поймал его за запястье, и швырнул на диван. Швырнул через спину, по высокой, крутой траектории. Он удивленно хэкнул, но тут же вскочил, сжав кулаки.
Стармеха, как своего, я двинул локтем "под дых". (Легонько, "любя", чтоб только не путался под ногами). Той же самой рукой зарядил Брянскому "в дыню". Хорошая драка у моряков – обязательный ритуал. Это продолжение пьянки, одна из ее составляющих. Но я ни разу не видел, чтобы кто-то на судне схватился за шкерочный нож.
– Наших бьют! – донеслось из матросской "четырехместки".
– Наших бьют!!! – отозвались с борта "Инты".
Прорываясь к "пяти углам", я "мочил" и своих, и чужих. Чья морда мелькнет в "перекрестье прицела" – тот и попал.
– А ну прекратить!!!
Белой холодной глыбой, над побоищем возвышался мой капитан, Иван Алексеевич Севрюков.
И все прекратили. Народ смущенно попятился: "Чего это мы?!"
– Морконя!!! Опять нажрался?! А ну-ка заприте его в каюте! Водку конфисковать!
А что? – Этот запрет!
– Я больше не ваш, Иван Алексеевич.
– Вот как? А чей?
– Направили на "Норильск".
– Кого присылают, Иван Алексеевич, кого присылают?! – причитал Витька Брянский, утирая сопатку. – Нет! Сейчас же иду в кадры!
– Охолонь!
Капитан Севрюков для Витьки авторитет. Для него океан, – как собственный огород. Чтобы когда Севрюков вернулся без плана?! – Такого ни в жизнь не бывало! Витька знает, он сам начинал на "Инте". Сначала матросом, потом – третьим штурманом. Есть у Ивана целая куча только ему известных, укромных "нычек", где в самую лихую годину можно снимать неплохой урожай.
– Ты его, главное, в море вывези, – сказал он тихо и флегматично, без эмоций и ударений, как будто бы про себя, – там он нормальный. А спрячете водку, уберете одеколон из артелки, – будете с рыбой.
– Вы что, Иван Алексеевич?! – Витька был изумлен. – Вы что, хотите сказать, что этот хмырило умеет ловить рыбу?! И как, интересно, выглядит весь процесс?!
– Хрен его знает как, – пожевал губами Иван, – но будете с рыбой!..
…На этом мои "похождения" не закончились. Водку, понятное дело, конфисковали. (Севрюкова никто не посмел бы ослушаться!) И, главное дело, кто? Кто посмел?! – Свои же братья матросы, для которых я, собственно говоря, ее и привез. Сделали они это… ну, скажем так, не слишком почтительно. Помню, что я обиделся, тут же собрал вещи, и перешел на "Норильск".
Ох, Брянский повеселился!
– Вон отсюда, ханыга! – орал он, как потерпевший, указуя перстом на трап. И все норовил пнуть меня ботинком под зад. Его изо всех сил удерживали свои: Леха Рожков, и высокий патлатый парень с повязкой вахтенного матроса.
– Ты чемодан на причале оставь, – улучшив момент, прошептал "дед", – я его потом к себе занесу.
Пришлось повернуться к Витьке спиной, пошаркать ногами по вымытой пивом палубе и сказать, чтобы он услышал:
– Пойду-ка отсюдова! А то еще люди подумают, что я тебя знаю!
