Вечер удался весёлый. Элистеру с женой удалось сочетать ужин с игрой, что получилось великолепно. Правила рождались из ничего, а дети подхватывали их, мотали на ус, подстраивались и играли. Празднество вышло отменное. Томми переодели в шаха, вручили ему скипетр - картошку на длинной палке и велели выбрать победителя, чтобы разделить с ним власть, то есть картошку. Дети старались изо всех сил - проморгать ни в коем случае нельзя было, ведь от этого зависело, будут ли они сегодня есть или нет - часто не обходилось без слёз, а мудрый шах то и дело поглядывал на головку скипетра, облизываясь. В конце концов фантазия Элистера иссякла, и он попросил мудрого шаха Томми назвать победителя. Мальчик в грязном тюрбане начал показывать пальцем на всех участников сразу, и победителя определить так и не смогли. Томми получил свою законную половину, а остальное разделили трое соперников. Элистер остался голодным. Жена его подобрала несколько обгорелых корок, высосала из них оставшиеся соки и мякоть, пытаясь представить, что это вовсе не корки, а сочный плод картофеля. Но диггер был сыт тем, что сегодня его семья не осталась без пищи. А завтра - это слишком далеко и так нелегко представить. Жена уложила детей, прикрыла дверь поплотнее, разделась и легла под лоскутное одеяло, прильнув к Элистеру. Он почувствовал твёрдость её тела откуда там быть мягкости? - и обнял её. Трудно было себе представить, какова была бы жизнь, если бы не Атомный Июль. Жить бы сейчас было намного легче: еды было бы вдоволь, в реках была бы вода, а не помои; в мусорных кучах не копошились бы мутанты, да и жена была бы мягкой, округлой, чистой и пахучей. Да и вообще - чертовщина эта штука - жизнь. Она не жестока она убийственна. За любой человеческий поступок она тебя убивает. Ты родился. Ты считаешь, что это хорошо. Но Жизнь говорит тебе: "Зря ты это сделал. Теперь страдай! И ты страдаешь. Чтоб отвлечься от мук, жизненных забот, ты ищешь себе спутника жизни. Нашёл - хорошо! Но Жизнь опять с тобой не согласна. И тут ты хочешь закрепить свою связь со спутником хорошо это. А Жизнь - бац! - любишь кататься, люби саночки возить. Рождается ребёнок. Ну в этом что плохого? Продолжение рода, всё-таки. Но Жизнь опять так не думает: ребёнок вынужден расти в голоде и холоде, и он в конце концов становится тобой. Да, он - это я, в этом уж что плохого? "А то, что оба вы - это плохо" - говорит Жизнь. Элистер долго не мог уснуть. Когда думал о невыносимости бытия, когда позволял себе помечтать: уносился мыслью далеко от родных холмов; то взлетал высоко-высоко, то зарывался в самые недра Земли; то покидал земную атмосферу, оказывался на посеребрённом звёздной пылью куполе Вселенной, догоняя корабль СЗЭ, танцуя вокруг него, углубляясь в двигательные отсеки, всматриваясь в бледные лица пассажиров большого ковчега; то опускался на грешную Землю, проносясь стайкой невесомых атомов над Мёртвыми зонами, теряя равновесие в потоках смертельного рентгена. Его всё время тянуло к Мёртвым зонам, как будто он знал, что не мёртвые они совсем, что они намного живее любых других районов Земли. Надо только знать, какой район ещё жив. Живые всегда требуют помощи, но никто их не слышит. Маленьким диггерам нет никакого дела до больших, так же, как и большим до маленьких. И гора, и Магомет всегда стоят на месте, а помощи просят все. Элистер тоже нуждается в помощи, он просит её, но ему не на кого надеяться, кроме как на самого себя. А если помочь Мёртвой зоне? Хотя бы одной, самой живой! Она, безусловно, поможет ему. Да! Элистер вскочил посреди ночи: жена и дети спали. Угли в печи уже потухли, лишь несколько розоватых точек то и дело поблёскивали, как звёзды в облачную погоду. Он тихо оделся, собрал кое-какие вещи в мешок и, бросив на свою семью прощальный взгляд, хотел было уходить, но решил остаться совсем на чуть-чуть. Он вытащил из дырки в стене очередной клочок ткани, как это делают дети, достал из печи остывший уголёк и... задумался. Что же написать? Он ведь не умеет писать. Этакий пещерный человек в атомную эпоху. Тогда Элистер представил себя ребёнком. Он пытался отобразить на "холсте" не сырые факты, которые были бы больше похожи на оленей на своде потолка в пещере первобытного человека, а чувства. Он легко орудовал угольком. Поймут ли они? Поймут. Если что - Джимми им разъяснит, он ведь ещё не совсем взрослый и детский язык должен понять. Но он уже и не ребёнок и пока остаётся в семье за главного. Элистер вышел в беззвёздную глушь, оставив догорать в печи маленькие красные искорки. На полу, развёрнутый, лежал лоскут ткани со странными чёрными линиями, на утрамбованном сене лежала жена, а в углу, за кучей тряпья и сухих веток, в детских, беззаботных снах ворочались дети.
"Опасные зоны и населённые пункты: ...32. "Красная Смерть" Пригород бывшей Гаваны, остров Куба. Очаг радиационной заражённости с 2184 года. Ранее здесь располагалась одна из шести крупнейших верфей, на которых строился корабль СЗЭ. После аварии на атомной электростанции - Мёртвая зона. Уровень радиации на 60-70% превышает норму." Файл DANZ(PS.TXT (DANZ(PS32.TXT)
К утру из тумана выплыл Стинкервуд - самый крупный город в близлежащих районах. Город был достаточно молод, его построили уже после Атомного Июля, и это было заметно. Карточный домик - довольно весомое сравнение для этого места. Город был сложен буквально из картонных коробок, сухих веток и прочего хлама, который нельзя было сбыть на рынке или расплатиться со Сборщиками Налогов. Часто крыши и стены сносило ураганными ветрами, но трудолюбивые диггеры притаскивали себе новый хлам - отличный строительный материал. "Городские" считали себя более счастливыми, чем "сельские", хотя в чём заключалось это самое счастье - понять было трудно. Может быть общение, может быыть - общность или взаимопомощь. Элистер, только ступив на околицу города, уже почувствовал едкий запах дыма, заглушающий остальные запахи. Не зря приезжие из других мест называли город "Вонючкой". Но местные жители сильно злились, утверждая, что город не издаёт никаких особых запахов. И правда: к чему только человеческий организм не привыкает. Даже к дыму коптильца - кустарника, произрастающего только в этой местности, горящего густой чёрной струёй. Здесь его полно. Вот "городские" и радуются, мол, теплынь здесь во все времена года, хотя погода здесь и так почти одинаковая. А бродячие диггеры рассказывают частенько, какие холода случаются на севере, в Стране Жёлтого Металла. Говорят, мороз там такой, что глаза к векам примерзают, и порой отсоединить их удаётся только вместе с глазами. Город только начинал шевелиться: диггеры выползали из своих пропитанных дымом нор, как черви, покидая свои пропахшие падалью кровли. Из некоторых домов выглядывали любопытные женщины, одетые в чём мать родила, и таращились на Элистера. Они всегда были любопытны к новичкам, поскольку им было интересно, в чьих объятиях они вскоре окажутся. В дверях некоторых хижин стояли сами диггеры, закуривая утреннюю трубку табака, низкосортного и вонючего. Им не было никакого дела до глазеющих женщин, ведь так или иначе они на ночь поменяются с соседом жёнами. А завтра с другим соседом поменяются женой первого соседа. Зачем? Диггеры за день настолько утомляются, что им нет никакого дела, кто с ними в постели, чья жена, какого соседа (или же сам сосед?), лишь бы вечером была хорошая разрядка, спокойная, тёплая ночь и свежее утро, прежде чем они снова окунутся в свои копательские заботы. Но для чего этот странный ритуал обмена? Наверное, это один из способов доказать свою общность и в какой-то степени взаимопомощь. Кто-то, самый работящий, уже покидал город, отправляясь на пустые изыскания; кто-то, самый ленивый, пронзительно храпел в своём доме; а кто-то, самый предусмотрительный, демонстрировал другому диггеру прелести своей женщины. чтобы заранее совершить обмен, позаботившись о приятной ночи. туман медленно расступался, вытесняясь серым смогом печей. на которых жёны готовят диггерам завтраки. Элистер вздрогнул, услышав крики и звуки ударов в соседнем доме. Видно, жена не успела вовремя приготовить диггеру завтрак, что вывело его из нервного равновесия. Элистер никогда не стал бы проделывать подобные вещи со своей женой, он считал это аморальным. Но порой ему жутко хотелось пожить такой же легкомысленной жизнью, какой жили "городские". Элистера обогнали два рикши, и он пристально посмотрел им вслед. В одной коляске, запряжённой возничим, сидел мужчина, чистый, сияющий, а в другой - женщина, красивая, в меру упитанная, с пушистыми белыми волосами, вьющимися на ветру. Редко кто позволял себе разъезжать по улицам города в колясках с живой тягловой силой (рикша был единственным способом передвижения по суше, поскольку не требовал никакого топлива). Видно, это один из представителей диггерской интеллигенции. Человек, стоящий подле Элистера, заметил его интерес к зажиточному диггеру и не смог удержаться от объяснений. - А-а-а, это Джон Рутик-Рудимент, - начал он протяжно и гнусаво, этак по-городскому. - Он недавно жилу отыскал: наткнулся на заброшенный порт на Побережье. А там склад был - пальчики оближешь. Вдоволь всего, чего душа только возжелает: бензину, свинца, дряцкалки, серой пахучки и всякой другой дребедени. Он даже нам пузырей притащил. - Каких пузырей? спросил . - Да таких, как водяные почти, - худощавый подавил смешок. - Рутик говорил, одевать их куда-то надо, мол, детей меньше будет, да бородавочницей не заболеем. А мы-то в толк не взяли. Да наши жёны нашли им верное применение - они в них жидкости всякие хранят. Удобно: бац! - надул пузырь, бац! - сдул. А что с ними надо по-настоящему делать - чёрт его знает. Это только Джон со своей белявой там что-то вытворяет с этими пузырями. Да, белявой он, видно, дорожит: на коляске её катает, никому из "городских" в обмен не даёт. Сами живут они как! Такой дом у реки отгрохали, из камня. Печь топят не коптильцем, а нормальным деревом, разодеваются в божественные тряпки, каждый день моются, а едят-то что, Боже мой! Ты ж видел, какая белявая пышная. Любо-дорого у себя такую в лачуге держать, а то от наших баб костлявых порой как пахнёт... Так и задумаешься, то ли из-за коптильца наш город "Вонючкой" назвали, то ли из-за баб. Диггер замолчал, глядя вслед рикшам, которые уже давно скрылись за поворотом и были уже где-то далеко-далеко. - А он не рассказывал, как там, на Побережье, - спросил Элистер. - Ещё как рассказывал, - худощавый демонстративно закатил глаза. Говорил, воды - уйма! Куда ни глянь - кругом вода. - Кругом? - переспросил Элистер. - Абсолютно. Пахнет, говорит, великолепно. А ещё про мост рассказывал. Длинный-длинный, не видно даже ведёт куда. - А куда же он ведёт? - На Красную Смерть, через весь Юкатанский пролив. - Красная?.. - начал Элистер. - ...Смерть, - закончил худощавый. - Там раньше верфь была, пока Красный Невидимый не вырвался и не передушил всех билдеров. Говорят, он и сейчас там бродит, охраняет богатства свои. Да вот только кто туда сунется? Вот он и ходит, голодный и злой, иногда душит уже трижды мёртвых, чтобы укротить свой гнев... - Я сунусь, - неожиданно решил Элистер, как бы не слыша последующих объяснений худощавого. Диггер как будто и не удивился. - Пожалуйста! Мало ли я таких старателей видал на своём веку? Ходили туда многие. Одни не возвращались, другие, вернувшиеся, говорили, что не дошли, испугались, хотя возвращались не с пустыми руками. Но больше туда не ходили. Коль уж идти, то лучше всего в Страну Жёлтого Металла, там, по крайней мере, демонов нет. Худощавый покачал головой и, отвернувшись, побрёл в сторону восходящего солнца. - Постой! - окликнул его Элистер. - Ты куда? - В Бэд-Хэнд, - ответил он, не оборачиваясь. - Если ты действительно собрался в Красную Смерть, иди со мной. Нам по пути.
