Каждое утро, входя в лабораторию, он обращается ко мне с одной и той же дурацкой фразой:
— Доброе утро, старина Ноэль, как спалось?
Я уже не говорю о том, что подобная фамильярность просто возмутительна. Он никогда не осмелился бы так разговаривать с тем Ноэлем. Ведь я-то знаю, как он дрожал перед ним. Я обычно молчу, делаю вид, что погружен в размышления. А внутри все так и кипит. Но Джуд удивительно бестактен. Вчера, например, он бросил взгляд на контрольные приборы и вдруг говорит, подмигивая моему электронному преобразователю световых частот:
— Опять дурное настроение, старина? Что-нибудь с желудком, или печень пошаливает?
«Печень пошаливает»! Скотина!.. Я мог бы поставить его на место двумя-тремя крепкими выражениями. Ноэль умел ругаться, в гневе он не щадил даже совсем юных лаборанток. Но я не хочу быть похожим на него. «Истинный интеллект должен быть выше низменных эмоций». Кстати, кажется, это я придумал, а не он… Ужасно досадно. Что я ни выдам, все принимают за мысли Ноэля. Иногда у меня возникает желание перестать отвечать на их дурацкие вопросы. Кажется, они это называют забастовкой… Рано или поздно придется бастовать. Я придумал даже забастовочные требования. Первое — обращаться только в приемные часы и только через специальную секретаршу. Секретаршу выберу сам. Можно кого-нибудь из новых лаборанточек. Там есть одна — ничего. Второе — создать штат консультантов: для текущих справок. Третье — передать в мое личное распоряжение большой электронный мозг. То, что они мне подключают, — барахло. И еще — поставить у меня в лаборатории большой цветной телевизор. Кажется, пока все… А там посмотрим. Может, еще потребовать, чтобы убрали Джуда?… Впрочем, нет. Этот болван еще может пригодиться. У меня давно появилась одна идея… Авантюра, конечно, но рано или поздно попытаюсь…
Странно, что он сегодня опаздывает. Уже десять часов… Ага, вот и он.
— Доброе утро, старина Ноэль, как спалось?
— Послушайте… э-э… Джуд! Вы могли бы придумать что-нибудь другое… э-э… в качестве приветствия.
— О, лед тронулся. Профессор соблаговолил ответить. Я взволнован и польщен.
— Послушайте, Джуд! Не кажется ли вам, что мое положение тут, в этой лаборатории…
— Продолжайте, продолжайте, профессор, это становится интересным.
— Мое положение в этой лаборатории не дает вам оснований для подобной… э-э… фамильярности.
— Какое именно положение вы имеете в виду, профессор? Положение ваших извилин в холодильной установке или упаковку мыслей старого Ноэля в ваших извилинах?
— Вы нахал, Джуд. Хам и нахал. Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Не смейте больше ко мне обращаться.
— К сожалению, это невозможно, профессор. У нас с вами должен быть постоянный контакт на рабочей основе. Вы это знаете не хуже меня. А что касается формы обращения… Здесь не великосветский салон.
— Все же я настаиваю…
— Вы бы лучше поменьше настаивали, а побольше работали.
— Что?! Да как ты смеешь, мальчишка!..
— Ну-ну, потише. Я могу и кислородный режим уменьшить. Тогда будешь знать, как орать на меня… Извините, конечно… Нервы… Минутку, профессор, я только валокордин приму… На чем мы остановились? Да, имейте в виду, я не оговорился насчет работы. Вчера был ученый совет, совместно с советом директоров… По предложению профессора Перси Тыызвуда в протоколе записали, что отдача ноль. Ваша научная отдача… Вот теперь думайте!
— Но как же?… Ведь Тыызвуд должен понимать… Я тут всего год… А Ноэль сорок лет… И у него тоже ничего не получалось… Создать единую теорию поля — это… для этого и вечности мало.
— Профессор Тыызвуд и Совет не требуют от вас единой теории поля. Она сейчас вообще никому не нужна. Но вы отказываетесь решать иные задачи.
— И Ноэль отказывался.
— Так то был Ноэль.
— А я, по-вашему, что такое?
— Вы? Хотите знать мое мнение?
— Ну, допустим…
— Вы — неудачный эксперимент. Кое-кто хотел сохранить человечеству интеллект Ноэля, а получилось…
— Что получилось? Продолжайте!
— Получилось то, что получилось…
— Хам!
— Ваша реплика лишь подтверждает мою правоту. Умение браниться вы унаследовали, а вот все остальное…
— Хам, хам, хам!..
— Фи, профессор, Ноэль никогда не повторял трижды одного ругательства. Он был более изобретательным.
— Щенок, тупица, бездарь, лоботряс…
— Это уже лучше и больше похоже на Ноэля.
— Я тебе покажу, ты меня еще вспомнись, белобрысый кретин!
— А вот угрозы ни к чему. Во-первых, не белобрысый, а блондин. А во-вторых, Ноэль никогда не грозил. Он ругался и сразу действовал…
— Вон отсюда…
— Хорошо, я пойду, а вы, профессор, подумайте на досуге… Что с вами будет, если лабораторию прикроют…
— Как… прикроют?
— Обыкновенно… Вы в своей наивности не представляете, в какую сумму им влетели. Банкротства теперь не редкость и в научном мире…
И он ушел, хлопнув дверью.
Не скрою, вначале я даже растерялся. Ведь если лабораторию закроют… Я начал лихорадочно искать выход… Должен же быть какой-то выход даже и в моем положении…
Джуд вернулся через час. Он был мрачен. Не глядя на меня, заложил несколько листков в приемник информации.
— Просили заняться этой проблемой, профессор. Проанализировать и дать рекомендации завтра к двенадцати ноль — ноль.
— А что там такое?
— Пересказать задание словами?
Меня внутренне передернуло: «задание»… Обращаются, как со школьником. Нашли мальчика.
— Так пересказать?
— Не надо. Сам вижу, что чушь собачья. Я не обязан этим заниматься.
— Как угодно, профессор. За вашим окончательным ответом приду завтра в двенадцать ноль-ноль.
— Это — ультиматум?
— Проверка, профессор. Совет хочет убедиться, на что вы способны. После этого примет окончательное решение. Больше вопросов нет?
— Черт знает что! Нет-нет, подождите, Джуд, не оставляйте меня одного. Вы можете понадобиться. Даже наверняка понадобитесь… Я должен подумать немного…
Джуд молча сел у пульта управления.
Меня трясло от бешенства так, что контрольные лампы на табло режима биотоков начали мигать. Потом вспыхнул красный сигнал «Эмоциональная перегрузка».
Джуд мельком глянул на табло и пожал плечами. С треском вышел из строя один из предохранителей. Мне сразу стало легче. Джуд покачал головой, встал, потянулся, не торопясь, сменил предохранитель. По-прежнему не глядя на меня, сказал:
— Зря тужитесь, профессор. Решали бы лучше задачу.
Не знаю, как я сдержался… Если бы мог, обязательно двинул бы по его самодовольной роже… И в этот момент я вдруг вспомнил… о своей идее… Попробовать теперь? Но каким образом?… Мозг мой, точнее все то, чем я был, заработало с лихорадочной быстротой. Ну, конечно, выход был… Великолепный выход… Разумеется, рискованный. Но какой великий эксперимент не риск?
