А вдруг вы выскребли гения, великого физика или философа? Да, в конце концов, просто человека, полноценного и достойного жизни в миллион раз больше, чем самый нормальный из ваших уродов?! Вы просто привыкли к этому, вот и молчите.. Уничтожали бы теперешних ваших подопечных все время и везде, так и к этому привыкли бы также. Разумеется, аборт - это дело еще и личной свободы каждого человека, хочет он или нет. Дело святое, но святое ли, когда кругом полно контрацептивов, каких только душе угодно. В этой ситуации вроде бы наоборот, преступное. Ну, а когда я этих выродков сюда приплюсовываю, то, ей-богу, посадить хочется ваших коллег, которые делами такими занимаются. Да и, кроме всего этого, разве ж даже при всем при этом мы бы трогали этих полуживотных, если бы не прижала нас ситуация? Вот и судите сами, где здесь гуманно, а где нет. Сплошные противоречия получаются. Выходит, действительно, правда - она может у каждого своя оказаться. С какой стороны ни возьмись, везде прав окажешься. Так вот, мы и решили взяться, раз такое дело выходит, с той стороны, с которой нам, кроме всего этого, еще и польза получится. Я думаю, решили правильно, и положительных сторон здесь больше явно, чем в других аргументах.
Заведующий поерзал на диване и, облокотившись о спинку, заложил руки за голову.
- Убеждать вы, конечно, умеете. Но есть в этом вопросе еще нечто иного рода, чем просто, кто правее и кто справедливее. Несомненно, девяносто девять процентов наших пациентов - уроды, как телесные, так и умственные. Но вот оставшийся один процент я, пожалуй, защищать буду с полной уверенностью, что прав. Да, почти все из них не живут для себя, кто-то настолько дебилен, что и не в силах что-либо вообще соображать, кто-то мертв умственно, живо лишь его тело - последствия запоздалой реанимации. А вот кто-то лишь внешне ненормален. Вам уже говорили, но вы, видимо, не обратили внимания, что у нас в отделении есть один такой. Он ужасен, ходить не может, весь искривлен, но его мутация не имеет ничего общего с просто уродством бесплодным и окончательным в своей безнадежности.
Поверьте, никто из нас, работающих здесь, ни разу так и не смог выиграть у него в шахматы, стоило лишь нам научить его правилам. Общаться с ним невозможно, он не говорит и, пожалуй, не все понимает из того, что мы ему иногда пытаемся объяснить. Но вот шахматы он схватил слету, так быстро, что мы с вами учились в свое время дольше, чем он. Не берусь утверждать, что он обыграет какого-нибудь гроссмейстера, но уже одно то, что проигрываем мы, говорит о многом. Так что же вы скажете по этому поводу, инспектор? Правомерны ли мы обрекать его на подобный исход из-за того, что госпиталю нужна территория на базе для раненых и больных нормальных людей? Да, он один такой, и, убедившись, что мы хоть костьми ляжем здесь, но вы все равно их всех уберете, я подумал: Бог с ними со всеми, ваша правда сильнее сейчас, чем наша, и вы победите, но как же с этим, он ведь не такой, как все они. Он ведь, согласитесь, достоин жизни не просто даже из пространных идеалов. Он разумен.
Инспектор прошелся вдоль мебельного уголка, где сидели врачи и его помощник.
- Что такое шахматы? Вы меня извините, доктор, но даже обезьяну или собаку в цирке сейчас дрессируют настолько умело, что со всем основанием можно утверждать подобное вашему.
В разговор вмешалась штатный врач. Глаза ее поблескивали, было видно, что она рассержена.
- Да что вы им доказываете, доктор, они же, кроме цели, ничего перед собой не видят сейчас! Плевать им на вашего шахматиста, они бы и вас устранили, если бы хоть чем-то вы подпали под это распоряжение! Они ведь спасут его только, когда польза им будет практическая от него. Не шахматки какие-нибудь ерундовые или шашечки. Вот если бы он формулы щелкал как орешки, этот мутант, или цифрами оперировал десятизначными как таблицей умножения. Вот тогда бы они бесспорно признали бы, что он разумен, и полезен, добавили бы. Обязательно, иначе как же без практической пользы? Не дело это иначе, не серьезно. А раз такого нет, то и разговора нет, не правда ли, инспектор? Берете лишь тех, чья мутация эксплуатации полезна, на благо и для, выгодных только спасаем, другие недостойны. Что, права я?
Помощник поморщился.
- Не кричите, пожалуйста, не надо прессингов психологических нам тут показывать. Мы и слова сказать не успели, а вы уже в атаку рветесь.
Женщина зло улыбнулась.
- Успели сказать, слышали мы это слово: собачки, обезьянки, цирк, все поняли, не беспокойтесь.
Инспектор по-прежнему стоял там, где остановился, внимательно слушал беседу.
- Ну, хорошо, уважаемые доктора, я не буду с вами спорить. Действительно, этот ваш, извините уж, экземпляр, пусть и звучит из моих уст несправедливо, ибо не вправе я решать, кому чего, вполне жить достоин. Достоин хотя бы из-за уникальности своей мутации. Кто знает, может быть, она такая у него одна на черти -какое количество просто безобразных. Хотя, честное слово, шахматы - это не показатель. Я не стану возражать, если он останется, но тогда я вправе спросить: а где мы его поместим? Устранив ваше отделение, все здесь будет отдано под операционные и палаты с условиями для нормальных людей. Извините, но места ему госпиталь, боюсь, наотрез откажется выделять. Он же нуждается в уходе специальном, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - перебил дежурный врач.
- Спецпитание, гигиенический уход и все такое прочее, без этого он погибнет. - Инспектор сунул руки в карманы брюк. - Ну, и куда же его такого неприхотливого прикажете?
Заведующий нахмурился:
- Я считаю, ваши шуточки, инспектор, сейчас не уместны. Вы же порешили разом очистить базу от уродов, вот и предусмотрели бы все возможные варианты. Вы ведь такие предусмотрительные, рассудительные, что же так оплошали?
- Я такого же мнения. Нельзя браться за дело таким образом, инспектор, это не просто непрофессионально, но и глупо, - добавила штатный врач. - Вы очень хитрый, инспектор, явились, вот вам, пожалуйста, проблема, вот, пожалуйста, сами и решайте, а вы - только докладчик о том, что все шито-крыто, заслуги в этом ваши, и все прекрасно. Не выйдет, инспектор, дежурный врач с вызовом посмотрела на инспектора.
Помощник деловито поправил ремень на брюках и посмотрел на шефа. Инспектор стоял, задумавшись. Решив прервать внезапно воцарившееся молчание, помощник уверенно начал:
- Уважаемые медики, мы люди полувоенные, грубоватые, и для нас таких проблем как не существовало, так и не существует. И вовсе мы не непредусмотрели всякие там варианты. Все мы предусмотрели. Вариантов, правда, у нас поменьше, чем вам хотелось бы, - только один: раз уроды и мутанты, то, позвольте, но и собирались поступить с ними соответственно, со всеми; теперь же вы нам тут прочли лекции о сути гуманизма, сами в этом вопросе не уверенные, поставили нас перед каким-то, по вашему мнению, нуждающемся в решении фактом и требуете того, чего мы, увы, не в силах сделать. Раз уж вы выступили с подобным планом, то кто, интересно, из нас должен был предусматривать? Мы, которые впервые об этом здесь услышали, или вы, которые уже знали обо всем? Не надо сваливать на нас свои грехи, у нас их и так предостаточно, и по милости ваших коллег тоже.
